Као родился калекой. Его мать, Али, Танцующая с Весенним Бризом, молча расплакалась, когда коснулась дрожащими пальцами безвольных крохотных крыльев новорожденного. Отец, Шэи, Говорящий с Штормами, сжал губы в тонкую линию.
- Избавьтесь от него, - прошептал дядюшка, брат Али. И задохнулся, когда крепкий кулак молодого отца с силой впечатался ему в солнечное сплетение.
- Нет.
Больше Шэи не сказал ни слова в тот день.
У его сына были материнские глаза - лазурные, как осеннее небо, и отцовские волосы - светлые, отливающие липовым медом. Маленькие крылья, когда малыша отмыли, переливались на солнце золотом, и летний ветер ласково трепал мягкие перышки.
Семья отвернулась от Али и Шэи; среди таи'раи, Знающих Небо и Детей Ветра, не признавали калек.
... и дальше?
Свою первую свирель Као вырезал из синего тростника, растущего на берегу маленького горного озера, окруженного со всех сторон мшистыми, искусанными ветрами, скалами.
Он часто приходил сюда, убегая от жалостливых и презрительных взглядов других таи'раи.
Мальчик не умел играть, но ветер нашептал ему на ухо, как ставить пальцы, и подсказал самую простую мелодию, похожую на перезвон капели по крышам города.
Као играл для неба, но то молчало. Оно никогда не отвечало маленькому калеке, и каждый раз отчаяние поднималось тягучей, горькой волной в груди, и ярко-синие глаза темнели.
Но как мальчик не старался, он не мог его разлюбить - холодное и ясное, своевольное и ослепительное, запретное и недоступное.
У Али и Шэи больше не было детей - они любили своего единственного, искалеченного сына так сильно, как могли, и это чувство наполняло маленькую семью надеждой.
Когда молодой таи'раи ощущал в двадцать первый раз в своих крыльях зов Зимнего Ветра, он должен был пройти Танец Холода - подняться пешком на вершину хребта Ки-тао, провести там ночь и еще один день, и к закату следующего - слететь вниз, победив мороз и дикие ветра.
Возвращались - не все.
Као играл на флейте. Мелодия кружилась вокруг него осенним листопадом и вихрем колких снежинок, водоворотами капель и солнечным светом.
Ветер слушал, свернувшись на плечах и мягко перебирая светлые волосы таи'раи.
Калека отнял флейту от губ.
- Я видел сегодня, как плачет мама...
Ветер коснулся его щеки прозрачными и тонкими пальцами, стирая невидимые слезы.
- А отец снова молчит.
...синее озеро отражало небо. Као казалось, что на самом деле сверху просто упал осколок, разлетелся каплями по камням и так и остался в горах.
...вчера он встретил Первый рассвет в тринадцатый раз. Его крылья ни разу так и не раскрылись.
- Я не плачу.
Плакала - мама. И ветер.
- Не надо. Я сыграю тебе еще...
Над водой взметнулась мелодия - сломанный тростник, разбитая чашка, слезы - по щекам, и холодные ладони.
Ветер обнял Као за плечи и невесомо тронул золотые перья искалеченных крыл.
Плакала флейта, и в городе Семи Ветров плакала Али, Танцующая с Весенним Бризом. И молчал поседевший Шэи, Говорящий с Штормами.
Через три зимы в плечо Као впервые ударил камень.
Он смолчал.
А наутро ушел к Ки-тао.
Глаза Али были сухи. Она сжимала ладонь Шэи, и они верили - их сын вернется.
Глаза у Неба были такие же лазурные, как у золотокрылого калеки. Он стоял, сцепив побелевшие от холода руки, и ловил губами редкие снежинки.
Вокруг метался ветер, и в его шепоте Као слышал страх и беспокойство.
- Все будет хорошо, - шепнул таи'раи, никогда не ловивший дыхание небес, и шагнул вперед.
Я люблю тебя...
... как любит сын - свою мать.
... как воин - оружие.
... как море - прибрежный песок.
... как солнце - землю.
Я прикован к земле...
... как раненый зверь.
... как безмолвный камень.
... как осколок небес, ставший озером.
Дрожат от холода руки.
Као смотрит в лазурные и холодные глаза. Он обязательно вернется в Город Семи Ветров.
По-другому не может быть.
Небо молчит.
И кладет свои ладони в тронутые инеем руки.
Ветер плачет. И смеется.
По щекам Али текут слезы, когда она босиком бежит по улице навстречу сыну.
- Не плачь, - говорит Као, родившийся калекой, и обнимает мать руками и крыльями.
- Я вернулся, - говорит Као, Ладони из Льда, и улыбается отцу.
Али смеется. Ветер пляшет.