Кто знает о том, что далеко за туманными волнами есть прекрасный мир мечты?
Сергей Козлов
Ежик в туманеЕЖИК В ТУМАНЕ
Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках.
Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу.
«Ммм-у!..» – вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке.
Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нем по грудь, и теперь казалось – большая белая утка плывет в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову.
Ежик сидел на горке под сосной и смотрел на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему все это?
А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла.
«Расскажу – не поверят!» – подумал Ежик, и стал смотреть еще внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту.
«Вот и звезда упала, – заметил он, – и трава наклонились влево, и от елки осталась одна вершина, и теперь она плывет рядом с лошадью… А интересно, – думал Ежик, – если лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?»
И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
– Вот, – сказал Ежик. – Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! – позвал он. Но лошадь ничего не сказала.
«Где же лошадь?» – подумал Ежик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился.
Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!..
«Я в реке!» – сообразил Ежик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны.
Когда он вынырнула, было по-прежнему темно, и Ежик даже не знал, где берег.
«Пускай река сама несет меня!» – решил он.
Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.
Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ежик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.
Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы.
– Извините, – беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали?
– Я – Ежик, – тоже беззвучно ответил Ежик. – Я упал в реку.
– Тогда садитесь ко мне на спину, – беззвучно проговорил кто-то. – Я отвезу вас на берег.
Ежик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу.
– Спасибо! – вслух сказал он.
– Не за что! – беззвучно выговорил кто-то, кого Ежик даже не видел, и пропал в волнах.
«Вот так история… – размышлял Ежику, отряхиваясь. – Разве кто поверит?!»
И заковылял в тумане.
Звуки и голоса* ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ *
ЗВУКИ И ГОЛОСА
– В полудреме, Медвежонок, можно вообразить все, что хочешь, и все, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…
– Ну!
– Тогда-то…
– Да говори же!
– И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ежик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чем-то самом важном.
– И кого ты слышал? – шепотом спросил Медвежонок.
– Сегодня?
– Ага.
– Зяблика, – сказал Ежик.
– А вчера?
– Лягушку.
– А что она сказала?..
– Она – пела. – И Ежик закрыл глаза.
– Ты ее и сейчас слышишь?
– Слышу, – сказал Ежик с закрытыми глазами.
– Давай я тоже закрою глаза. – Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ежику, чтобы тоже слышать.
– Слышишь? – спросил Ежик.
– Нет, – сказал Медвежонок.
– Ты впади в дрему.
– Надо лечь, – сказал. Медвежонок. И лег.
– А я – возле тебя. – Ежик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поет.
– Представил.
– А вот сейчас… Слышишь? – И Ежик по-дирижерски взмахнул лапой.– Запела!
– Не слышу, – сказал Медвежонок. – Сидит, глаза вытаращила и молчит.
– Поговори с ней, – сказал Ежик. – Заинтересуй.
– Как?
– Скажи: «Мы с Ежиком из дальнего леса пришли на ваш концерт». Медвежонок пошевелил губами.
– Сказал.
– Ну?
– Молчит.
– Погоди,– сказал Ежик. – Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак.– И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.
А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.
Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ежик все бормотал и пришептывал, лежа рядом в траве.
– Послушай, Ежик, – сказал Медвежонок, – зачем нам эта лягушка, а?
Пойдем наберем грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.
– Нет, – не открывая глаз, сказал Ежик. – Она запоет.
– Ну и запоет. Толку-то?
– Эх ты! – сказал Ежик. – Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это – звуки и голоса!
Когда ты прячешь солнце, мне грустноКОГДА ТЫ ПРЯЧЕШЬ СОЛНЦЕ, МНЕ ГРУСТНО
Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянула солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора.
Было очень красиво, так красиво, что Ежик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.
А гора все время менялась: оранжевое перемести лось влево, розовое – вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.
Ежик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь – все по-другому.
– Открывай скорей, – шепнул Ежик. – Очень здорово!
Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало.
Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.
Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь все изменилось.
Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой темной, торжественной, что от нее просто нельзя было отвести глаз, Ежик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с легким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.
Туманная, очень красивая гора глядела на Ежика с Медвежонком.
И вдруг, или это Ежику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:
– Вам нравится на меня смотреть?
– Да, – сказал Ежик.
– А кто? Кто говорит? – шепотом спросил Медвежонок.
– Я красивая?
– Да, – сказал Ежик.
– А когда я вам больше нравлюсь – утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.
– Мне – утром, – сказал Медвежонок.
– А почему?
– Тогда впереди целый день и…
– А тебе, Ежик?
– Когда ты прячешь солнце, мне грустно, – сказал Ежик. – Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.
– А почему?
– Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.
– Что же ты видел сегодня, Ежик? – спросила гора.
– Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чем не думал, я только смотрел.
– А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, – сказал Медвежонок.
Быстро сгущались сумерки.
И когда почти совсем стемнело, иссиня-зеленое небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей ее от темного неба.
Разрешите с вами посумерничатьРАЗРЕШИТЕ С ВАМИ ПОСУМЕРНИЧАТЬ
– Заяц просится посумерничать.
– Пускай сумерничает, – сказал Ежик и вынес на крыльцо еще одно плетеное кресло.
– Можно войти? – спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ежиком.
– Входи, – сказал Ежик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
– Три-три! – сказал Медвежонок. – Ежик любит, чтобы было чисто.
– Можно сесть? – спросил Заяц.
– Садись, – сказал Медвежонок. И Ежик с Медвежонком тоже сели.
– А как мы будем сумерничать? – спросил Заяц.
Ежик промолчал.
– Сиди в сумерках и молчи, – сказал Медвежонок.
– А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ежик опять промолчал.
– Говори, – сказал Медвежонок.
– Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
– Мы не сердимся, – сказал Ежик.
– Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ежик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
– И чего? – спросил Медвежонок.
– А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ежиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
– Угу, – сказал Медвежонок.
– А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ежик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
– А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ежик промолчал.
– Пой, – сказал Медвежонок.
– А что?
Никто ему не ответил.
– А можно веселое? Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?
– Пой, – сказал Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ежику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ежиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
– Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ежику просто больно было все это слышать.
– Давайте помолчим, – сказал Ежик. – Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
– А что, – шепотом спросил Заяц, – теперь делать?
– Шшш! – сказал Медвежонок.
– Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
– До темноты – молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны.
От этого Ежику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
Как оттенить тишинуКАК ОТТЕНИТЬ ТИШИНУ
– Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ежик. – Солнышко тускло светит, и так туманно– туманно…
– Спокойно, – сказал Медвежонок.
– Ага. Будто все остановилось и стоит.
– Где? – спросил Медвежонок.
– Нет, вообще. Стоит и не двигается.
– Кто?
– Ну, как ты не понимаешь? Никто.
– Никто стоит и не двигается?
– Ага. Никто не двигается.
– А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
– Комары только еще больше, – тут Ежик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.
Медвежонок сел:
– Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
– Ну вот смотри! – Ежик встал и побежал. – Видишь?
– Что?
– Как неподвижен лес?
– Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.
– Ты не на меня смотри, на лес! – И Ежик побежал снова. – Ну?
– Значит, мне на тебя не смотреть?
– Не смотри.
– Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.
– Да зачем ты совсем-то отвернулся?
– Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
– Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ежика во все глаза. – Беги! Ежик побежал.
– Быстрее! – сказал Медвежонок. Ежик побежал быстрее.
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнем сначала.
– Почему?
– Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ежик!
– А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.
– А ты не можешь бежать большими прыжками?
– Зачем?
– Попробуй.
– Что я – кенгуру?
– Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.
– Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!
Ежик побежал снова.
– Ну?
– Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
– Стой! – крикнул Ежик. – Слушай! Медвежонок замер.
– Слышишь, как тихо?
– Слышу.
– А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
– А-а-а!.. – закричал Медвежонок.
– Теперь понял?
– Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
– Нет! – крикнул Ежик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.
– Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
– Как это? – Ежик остановился.
– А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.
– И я! – крикнул Ежик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
– Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
– У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ежик.
– Ай-яй-яй! – во все горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.
В родном лесуВ РОДНОМ ЛЕСУ
Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.
«Давно уже пора снегу пасть, – думал Заяц. – А лес стоит теплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.
– Гуляешь? – сказал Заяц.
– Дышу, – сказала Мышка. – Надышаться не могу.
– Может, зима про нас забыла? – спросил Заяц. – Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
– Наверно, – сказала Мышка и пошевелила усиками.
– Я вот как думаю, – сказал Заяц. – Если ее до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
– Что ты! – сказала Мышка. – Так не бывает! Не было еще такого, чтобы зима прошла стороной.
– А если не придет?
– Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чем не думай.
– Я так не умею, – сказал Заяц. – Я все должен знать наперед.
– Много будешь знать – скоро состаришься.
– Зайцы не состариваются, – сказал Заяц. – Зайцы умирают молодыми.
– Это почему же?
– Мы бежим, понимаешь? А движение – это жизнь.
– Хи-хи! – сказала Мышка. – Еще каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.
Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нем было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.
– Ты не грусти, – сказал Заяц.
– Я не грущу.
– Грустишь, я вижу.
– Да вовсе не грущу, просто печально.
– Это пройдет, – сказал Заяц. – Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
– А зачем?
– Глупая ты. Съедят.
– А ты бегай задом наперед, – сказала Мышка. – Вот так! – И побежала по дорожке спиной вперед, мордочкой к Зайцу.
– Здорово! – крикнул Заяц. И помчался следом.
– Видишь? – сказала Мышка. – Теперь никто не поймет, кто ты.
– А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
– Я кору не ем, – сказала Мышка.
– Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!
– Не надо, – сказала Мышка.
– Да чем же мне тебе отплатить?
– А ничем, – сказала Лесная Мышь. – Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.
– Спасибо тебе! – сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперед, улыбаясь и шевеля усами.
«Здорово! – думал Заяц. – Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».
Он бежал задом наперед через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» – вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.
Сосновая шишкаСОСНОВАЯ ШИШКА
Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
– Вода, вода, куда ты бежишь? – спросил Заяц.
– С камушка на камушек по камушкам бегу! «По камушкам. Хорошо ей! – подумал Заяц. – Вот бы мне так!» Пришел Муравей.
– Ты что бродишь? – спросил Заяц. – Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
– Надо, – сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.
– Стой! Давай поговорим, – сказал Заяц. Муравей остановился:
– О чем?
– О чем хочешь.
– Некогда мне разговаривать, – сказал Муравей. – Воду надо нести. – И ушел.
– Вот жизнь! – вздохнул Заяц. – Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
– А ты со мной поговори, – сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. – Я – старая, много всего видала.
– Что же ты видела? – спросил Заяц.
– Небо, – сказала Шишка.
– Кто ж его не видел? Вот оно!
– Не-ет, я там была, высоко, – вздохнула Шишка. – Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» – «Здравствуй, говорю, где пропадал?»
– «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?
– Не знаю, – сказал Заяц.
– Эх, жизнь была! Утречком проснешься – весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.
Ветер прилетит – шумим-веселимся!.. А ночью – звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.
Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» – «Так далеко же!» – «Это нам нипочем!» Возьмет в объятья и понесет.
– Хорошо говоришь, бабушка, – вздохнул Заяц.
– Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
– А где ж он теперь, Ветер?
– Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
– Грустно тебе, бабушка?
– Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу – Ветер вспоминаю.
Осенняя песня травыОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ
Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался – ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.
Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.
– Холодно? – спросила у него Травинка.
– Бр-р-р! – сказал Заяц.
– Мне тоже, – сказала Травинка.
– И мне! И мне!
– Кто говорит? – спросил Заяц.
– Это мы – трава. Заяц лег.
– Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
– Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет – и прильнет к земле.
– Эй, Заяц! – крикнул с холма Медвежонок. – Ты что это делаешь?
– Грею траву, – сказал Заяц.
– Не слышу!
– Грею траву! – крикнул Заяц. – Иди сюда, будем греть вместе! Медвежонок спустился с холма.
– Согрей нас! Согрей! Согрей! – кричали травинки.
– Видишь? – сказал Заяц. – Им холодно! – Снова прыгнул и лег.
– К нам! К нам!
– Сюда! Сюда! – кричали со всех сторон.
– Что ж ты стоишь? – сказал Заяц. – Ложись! И Медвежонок лег.
– Как тепло! Ух, как тепло!
– И меня погрей, Медвежонок!
– И нас! И нас!
Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины – на бок, с бока – на живот.
– Согрей! Согрей! Нам холодно! – кричала трава. Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
– Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? – спросила первая травинка.
– Пойте, – сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц – прыгать.
– Эй! Что вы там делаете? – крикнул с холма Ежик.
– Греем траву! – крикнул Заяц.
–Что?
– Греем траву! – крикнул Медвежонок.
– Вы простудитесь! – закричал Ежик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
Пел весь луг над рекой.
И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, – все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.
РадугаРАДУГА
Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это «все сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
– Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.
– Лень, вот что тебя погубит! «Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе».
– Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
– Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.
– Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?
– Мы и работаем.
– Что же вы сделали?
– Мало ли, – сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.
– Нет, ты мне говори – что?
– Скворечник.
– Еще?
– Камелек сложили.
– Где?
– У реки.
– Зачем?
– По вечерам сидеть. Огонь разведешь – и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
– Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
– А соломинку ты за меня понесешь? – спросил Муравей.
– Я, – сказал Медвежонок.
– А шесть сосновых иголок?
– Я, – сказал Медвежонок.
– А две шишки и четыре птичьих пера?
– Все отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?
– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого.
– Он поднял лапку. – Каждый день…
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придет Ежик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?
– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…
«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга"».
– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
Ежикина гораЕЖИКИНА ГОРА
Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить.
– Ты куда глядишь, Ежик? – спросила Белка.
– А, – сказал Ежик. И махнул лапой.
– Ты что там увидел? – спросил Муравей.
– Молчит, – сказала Белка.
– Задумался, – проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
«Как же так? – думал Ежик. – Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме».
И деревья были такие необыкновенные – легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места.
– Что же это? – бормотал Ежик. – раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными.
«Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, – думал Ежик. – Никогда не видел такой огромной птицы».
– Все стоишь? – спросил Муравей. – Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
– Не мешай ему, – сказала Белка. – Он думает.
– Думает, думает, – проворчал Муравей. – Что бы стало в лесу, если б все думали.
– Подумает, и все, – сказала Белка. – Не мешай.
– Все вы бездельники, – сказал Муравей. – Все вы друг за дружку горой.
– И убежал.
А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он – на дне моря.
«Какая она добрая, – подумал о Белке Ежик. – Почему я раньше никогда ее не встречал?»
Пришел Медвежонок.
– Ну что? – сказал он. – Что делать будем?
Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.
ПтицаПТИЦА
Все лето Заяц плел веревку, и к осени она у него стала длиной до неба.
«Приделаю крючок, – думал Заяц, – заброшу на звезду и…»
Прибежала Белка:
– Ты что делаешь, Заяц?
– Веревку сплел, – сказал Заяц.
– А зачем?
– Залезу на небо, – сказал Заяц.. – Хочешь, тебя возьму с собой?
– Возьми, – сказала Белка. Ночью высыпали звезды.
Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и веревка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
– Лезь, – сказал Заяц.
– А ты?
– Я за тобой.
И Белка побежала на небо.
Заяц полез следом, но он не умел лазать по веревке, и поэтому сильно отстал.
– Ты где? Лезь скорее! – кричала Белка из темноты. А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
– Где же ты? – торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
– Ну что ты там? – спросила из темноты Белка.
– Сил нет. Не могу, – сказал Заяц.
– Ты – как по веточке, как по веточке, – сказала Белка.
Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху – большую звезду и понимал, что сейчас разожмет лапы и упадет.
«Все лето плел веревку, – горестно думал Заяц, – и вот…»
– Эй! – вдруг услышал он знакомый голос с земли. – Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
– Далеко. Не видно.
– Как ты думаешь, Ежик, кто там может быть?
– Птица, – сказал Ежик.
– Какая же птица висит посреди неба? «Редкая», – хотел сказать Заяц. Но промолчал.
– Это Заяц! – крикнула со звезды Белка. – Полез на небо и вот застрял.
– Медвежонок, его надо спасать!
– Спасите меня, – тихо сказал Заяц.
– С каких это пор Зайцы стали лазать по небу? – проворчал Медвежонок и дернул за веревку.
– Ой, – тихо сказал Заяц.
– Как будем спасать? – спросил Ежик.
– Сейчас, – сказал Медвежонок. И убежал.
– Заяц! – крикнул Ежик. – Это ты?
– Я, – тихо сказал Заяц.
– Не слышу!
– Я, – погромче сказал Заяц, потому что, если бы он крикнул совсем громко, он бы упал.
– Это он, он! – крикнула со звезды Белка.
– Держись, Заяц! – крикнул Ежик. – Медвежонок что-то придумал! И тут вернулся Медвежонок с простыней.
– Держи, – сказал он. И дал два конца Ежику. – Заяц! – закричал в темноту Медвежонок. – Прямо под тобой мы растянули простыню, слышишь? Прыгай!
– Я боюсь, – сказал Заяц.
– Он боится! – крикнула Белка. Ей со звезды было слышнее.
– Прыгай, кому говорят! – еще громче крикнул Медвежонок, и, откинувшись назад, они с Ежиком, как могли, растянули простыню. – Ну!
– Прыгай! – крикнула Белка. Заяц разжал лапы и полетел, полетел, полетел, только черный ночной ветер засвистал между ушами.
«Где ж простыня? Где же земля?» – думал Заяц и не знал, что он, как большая птица с широкими крыльями, летит над землей и уже не может упасть.
Вольный осенний ветер* ТЕПЛЫМ ТИХИМ УТРОМ ПОСРЕДИ ЗИМЫ *
ВОЛЬНЫЙ ОСЕННИЙ ВЕТЕР
Ни свет ни заря к Ежику с Медвежонком прибежал Заяц.
– Эй! – закричал он. – Эгей! Эге-ге-гей!
– Ну что? Говори, – сказал Медвежонок.
– Эге-ге-ге-ге! – вопил Заяц.
– Да говори же! – Ежик начал сердиться.
– Эге-ге-ге-ге! Ге-гей! Ге-гей! – И Заяц убежал.
– Чего это он?
– Не знаю, – сказал Медвежонок. А Заяц птицей летел по лесу и вопил истошным заячьим голосом.
– Что с ним? – спросила Белка.
– Понять не могу, – сказал Муравей. А Заяц сделал полный круг и снова выбежал на медвежью поляну.
– Скажешь или нет? – крикнул Медвежонок. Заяц вдруг остановился, замер, встал на задние лапы и…
– Ну же! – крикнул Ежик.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – расхохотался Заяц и понесся со всех ног прочь.
– Может, он с ума сошел, с ума сошел, с ума сошел? – тараторила Сорока.
– Да нет, он в своем уме, в своем уме, в своем уме! – долбил Дятел.
И только Заяц ни у кого ничего не спрашивал, никому ничего не говорил, а вольный, как ветер, летел по лесу.
– Знаешь, – сказал Медвежонок. – Мне кажется, он вообразил себя… ветром. Он мне как-то сказал:
«Представляешь, Медвежонок, если я стану ветром?»
– Это здорово, – сказал Ежик. – Только Заяц никогда до такого не додумается. И ошибся.
Потому что Заяц в этот легкий солнечный день действительно с утра почувствовал себя вольным осенним ветром, летящим по полям и лесам.
Мы будем приходить и дышатьМЫ БУДЕМ ПРИХОДИТЬ И ДЫШАТЬ
Вот уже несколько дней не было солнца. Лес стоял пустой, тихий. Даже вороны не летали, – вот какой был пустой лес.
– Ну все, готовься к зиме, – сказал Медвежонок.
– А где птицы? – спросил Ежик.
– Готовятся. Утепляют гнезда.
– А Белка где?
– Дупло сухим махом выкладывает.
– А Заяц?
– Сидит в норе, дышит. Хочет надышать на всю зиму.
– Вот глупый, – улыбнулся Ежик.
– Я ему сказал: перед зимой не надышишься.
– А он?
– Надышу, говорит. Буду дышать и дышать.
– Айда к нему, может, чем поможем. И они отправились к Зайцу.
Заячья нора была в третьей стороне от горы. С одной стороны – дом Ежика, с другой – дом Медвежонка, а с третьей – нора Зайца.
– Вот, – сказал Медвежонок. – Здесь. Эй, Заяц! – крикнул он.
– А, – глухо донеслось из норы.
– Ты что там делаешь? – спросил Ежик.
– Дышу.
– Много надышал?
– Нет еще. Половиночку.
– Хочешь, мы подышим сверху? – спросил Медвежонок.
– Не получится, – донеслось из норы. – У меня – дверь.
– А ты сделай щелочку, – сказал Ежик.
– Приоткрой чуть-чуть, а мы будем дышать, – сказал Медвежонок.
– Бу-бу-бу, – донеслось из норы.
– Что?
– Сейчас, – сказал Заяц. – Ну, дышите!
Ежик с Медвежонком легли голова к голове и стали дышать.
– Ха!.. Ха!.. – дышал Ежик.
– Ха-а!.. Ха-а!.. – дышал Медвежонок.
– Ну как? – крикнул Ежик.
– Теплеет, – сказал Заяц. – Дышите.
– А теперь? – через минуту спросил Медвежонок.
– Дышать – нечем, – сказал Заяц.
– Выходи к нам! – крикнул Ежик.
– Дверь закрой и вылазь!
Заяц хлопнул дверью и вылез наружу.
– Ну как?
– Как в бане, – сказал Заяц.
– Вот видишь, втроем-то лучше, – сказал Медвежонок.
– Мы теперь всю зиму будем к тебе приходить и дышать, – сказал Ежик.
– А будешь замерзать, приходи ко мне, – сказал Медвежонок.
– Или ко мне, – сказал Ежик.
– Спасибо, – сказал Заяц. – Я обязательно приду. Только вы ко мне не ходите, ладно?
– Да почему?..
– Следы, – сказал Заяц. – Натопчете, и тогда кто-нибудь меня обязательно съест.
ЛисичкаЛИСИЧКА
Это был необыкновенный осенний день! Было столько синевы, столько огненных листьев, столько солнца, что к вечеру Медвежонок заплакал.
– Ты чего это? – спросил Ежик.
– Не знаю, – сказал Медвежонок. – Плакать хочется.
– Да ты посмотри…
– Я видел, – сказал Медвежонок. – Потому и плачу.
– Чего ж здесь плакать? Радоваться надо, – сказал Ежик.
– Я от радости плачу, – сказал Медвежонок.
– Разве от радости плачут?
– Еще бы! – И Медвежонок разрыдался.
– Успокойся, что ты! – Ежик погладил Медвежонка лапой. – Завтра снова будет солнце, и снова будут лететь листья, и улетать птицы.
– Улетать, – всхлипнул Медвежонок. И разревелся еще пуще.
– Но они прилетят, – сказал Ежик. – Они вернутся. Пройдет зима, снег растает, и они вернутся.
– Зима. – Медвежонок горько плакал и весь вздрагивал.
– Ну да, зима. Но она пройдет, и все будет снова.
– Не хочу! Не хочу, слышишь?
– Чего ты не хочешь?
– Чтобы все уходило, улетало! – крикнул Медвежонок.
– Это же ненадолго, – сказал Ежик. – Ты же сам знаешь. А как красиво зимой!
– Зимой я тоже буду плакать.
– Зимой? Да почему?
– Мне будет ее жалко. – И Медвежонок уже так расплакался, что Ежик понял: словами здесь не поможешь.
– Бежим! – крикнул он.
– Куда? – поднял зареванные глаза Медвежонок.
– Бежим, говорю! – И Ежик схватил Медвежонка за лапу и потащил в лес.
– Куда ты меня тащишь?!
Они пробежали мимо старой сломанной березы, перешли по сгнившему мостку ручей, перелезли через срубленную осину и, петляя между горелых пней, поднялись в гору.
– Смотри! – сказал Ежик и показал Медвежонку гриб-лисичку.
Маленький золотой гриб, поджав коленки, в сумерках сидел во мху.
– Видишь? – сказал Ежик. – У него нет ни папы, ни мамы, ни Ежика, ни Медвежонка, он совсем один – и не плачет.
Не смотри на меня так, ЕжикНЕ СМОТРИ НА МЕНЯ ТАК, ЕЖИК
– Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно, – сказал Медвежонок. Ежик кивнул.
– Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
– Ну что ты молчишь?
– Я верю, – сказал Ежик.
Ежик провалился в волчью яму и просидел там неделю. Его случайно нашла Белка: она пробегала мимо и услышала слабый Ежикин голос.
Медвежонок неделю искал Ежика по лесу, сбился с ног и, когда к нему прибежала Белка, вытащил Ежика из ямы и принес домой.
Ежик лежал, по самый нос укрытый одеялом, и глядел на Медвежонка тихими глазами.
– Не смотри на меня так, – сказал Медвежонок. – Не, могу, когда на меня так смотрят.
Ежик закрыл глаза.
– Ну вот, теперь ты как будто умер. Ежик открыл глаза.
– Улыбнись, – сказал Медвежонок.
Ежик попробовал, но у него слабо получилось.
– Сейчас я тебя буду поить бульоном, – сказал Медвежонок. – Белка принесла свежих грибков, я сварил бульон.
Он налил бульон в чашку и приподнял Ежику голову.
– Нет, не так, – сказал Медвежонок. – Ты садись.
– Не могу, – сказал Ежик.
– Я тебя подушкой подопру. Вот так.
– Мне тяжело, – сказал Ежик.
– Терпи.
Медвежонок прислонил Ежика спиной к стене и подоткнул подушку.
– Мне холодно, – сказал Ежик.
– Сичас-сичас. – Медвежонок взобрался на чердак и обложил Ежика тулупом. – Как ты не замерз? Ночи-то какие холодные! – приговаривал Медвежонок.
– Я прыгал, – сказал Ежик.
– Семь дней?
– Я ночью прыгал.
– Что ж ты ел?
– Ничего, – сказал Ежик. – Ты мне дашь бульону?
– Ах, да! Пей, – сказал Медвежонок.
Ежик сделал несколько глотков и закрыл глаза.
– Пей-пей!
– Устал, – сказал Ежик.
– Нет, пей! – И Медвежонок стал поить Ежика с ложечки.
– Не могу больше.
– За меня!
Ежик хлебнул.
– За Белочку!
Ежик выпил.
– За Зайца! Он знаешь как помогал!
– Погоди, – сказал Ежик. – Передохну.
– Выпей за Зайца, он старался..
Ежик глотнул.
– За Хомячка!
– А Хомячок что сделал?
– Ничего. Каждый день прибегал и спрашивал.
– Пусть подождет. Сил нет, – сказал Ежик.
– Иногда и утром прибегал, – сказал Медвежонок. – Съешь ложечку.
Ежик проглотил.
– А теперь – за Филина!
– Филин-то при чем?
– Как? Нет, за Филина ты выпьешь три ложки.
– Да почему?
– Да я на нем три ночи летал. Тебя искали.
– На Филине?
– Ну да!
– Врешь, – сказал Ежик.
– Чтоб мне с места не сойти!
– Да как ты на него взобрался?
– Он знаешь какой крепкий? Сел на шею и полетел. Ты бы видел, как Заяц, нас испугался.
– Как?
– Вот выпей – скажу.
Ежик выпил подряд три ложки и снова закрыл глаза.
– Как? – спросил он.
– Что?
– Как Заяц вас испугался?
– А! Заяц? Представляешь? Я лечу. А тут – он. Давай еще ложечку. Слышишь, как пахнет? Ух!
Ежик выпил.
– Ну вот. Сидит, ушами вертит. Тут мы.
– С Филином?
– Ага. Он ка-ак подскочит, ка-ак побежит! Филин чуть на дерево не налетел. Давай за Филина.
– Нет. Уже совсем не могу, – сказал Ежик. – Давай я лягу.
Медвежонок уложил Ежика на прежнее место и укрыл тулупом.
– Ну как, – спросил Медвежонок, – тепло?
– Угу, – сказал Ежик. – А про Филина придумал? Говори.
– Да что ты? Вот выздоровеешь, вместе полетаем.
– Полетаем, – еле слышно пробормотал Ежик, засыпая.
Как Ежик с Медвежонком приснились ЗайцуКАК ЕЖИК С МЕДВЕЖОНКОМ ПРИСНИЛИСЬ ЗАЙЦУ
По первому снегу Заяц прибежал к Медвежонку.
– Медвежонок, ты лучший из всех, кого я знаю, – сказал Заяц.
– А Ежик?
– Ежик тоже хороший, но ты – лучше всех!
– Да что с тобой, Заяц? Ты сядь, успокойся. Чего ты прыгаешь?
– Я сегодня проснулся и понял, – сказал Заяц, – что лучше, тебя нет на свете.
Вошел Ежик.
– Здравствуй, Медвежонок! – сказал он. – Здравствуй, Заяц! Вы чего сидите в доме – на улице снег!
– Я собрался идти к тебе, – сказал Медвежонок. – А тут прибежал он и говорит, что я лучше всех.
– Верно, – сказал Ежик. – А ты разве не знал?
– Правда, он самый лучший? – сказал Заяц.
– Еще бы! – Ежик улыбнулся Медвежонку и сел за стол. – Давайте чай пить! Стали пить чай.
– Вот слушайте, что мне сегодня приснилось, – сказал Заяц. – Будто я остался совсем один в лесу.
Будто никого-никого нет – ни птиц, ни белок, ни зайцев, – никого. «Что же я теперь буду делать?» – подумал я во сне. И пошел по лесу.
А лес – весь в снегу и – никого-никого. Я туда, я сюда, три раза весь лес обежал, ну, ни души, представляете?
– Страшно, – сказал Ежик.
– Ага, – сказал Медвежонок.
– И даже следов нет, – сказал Заяц. – А на небе – вата.
– Как – вата? – спросил Ежик.
– А так – ватное, толстое небо. И глухо. Будто под одеялом.
– Откуда ты знаешь, что глухо? – спросил Медвежонок.
– А я кричал. Крикну и прислушаюсь… Глухо.
– Ну! Ну! – сказал Ежик.
– И тут… И тут…
– Что?
– И тут… Представляете? Из-под старого пня, что на опушке…
– За холмом?
– Нет, у реки. Из-под старого пня, что на опушке у реки, вылез…
– Ну же! – сказал Медвежонок.
– Ты, – сказал Заяц. – Медвежонок!
– Что ж я там делал, под пнем?
– Ты лучше спроси, что ты сделал, когда вылез?
– А что я сделал?
– Ты вылез и так тихонько-тихонько сказал «Не горюй, Заяц, все мы – одни». Подошел ко мне, обнял и ткнулся лбом в мой лоб… И так мне сделалось хорошо, что я – заплакал.
– А я? – спросил Медвежонок.
– И ты, – сказал Заяц. – Стоим и плачем.
– А я? – спросил Ежик.
– А тебя не было, – сказал Заяц. – Больше никого не было. Представляешь? – Заяц обернулся к Медвежонку. – Пустой лес, ватное небо, ни-ко-го, а мы стоим и плачем.
– Так не бывает, – сказал Ежик. – Я обязательно должен был появиться.
– Так это же во сне, – сказал Медвежонок.
– Все равно. Просто вы плакали и не заметили, как я вышел из-за куста. Вышел, стою, вижу – вы плачете; ну, думаю, плачут, есть, значит, причина, и не стал мешать.
– Не было тебя, – сказал Заяц.
– Нет, был.
– Не было!
– А я говорю – был! – сказал Ежик. – Просто я не хотел мешать вам плакать.
– Конечно, был, – сказал Медвежонок. – Я его видел краем глаза.
– А что же мне не сказал? – сказал Заяц.
– А видел, ты потерянный. Сперва, думаю, успокою, а уж потом скажу. И потом – чего говорить-то? Ежик, он ведь всегда со мной.
– А по-моему, мы все-таки были одни, – сказал Заяц.
– Тебе показалось, – сказал Ежик.
– Примерещилось, – сказал Медвежонок.
– А если так, что у меня с собой было?
– А у тебя с собой что-нибудь было?
– Ага.
– Мешочек, – сказал Ежик.
– С морковкой, – сказал Медвежонок.
– Правильно! – сказал Заяц. – Вы знаете, кто вы для меня? Вы для меня самые-самые лучшие из всех, кто есть на земле!
ВоронВОРОН
Посыпал мелкий снежок, потом прекратился, лишь ветер слабо раскачивал верхушки деревьев.
Трава, неопавшие листья, ветви – все поблекло, посветлело от холода.
Но лес стоял еще большой, красивый, только пустой и печальный.
Ворон сидел на суку и думал свою старинную думу. «Опять зима, – думал Ворон. – Опять снегом все заметет, завьюжит; елки заиндевеют; ветки берез станут хрупкими от мороза. Вспыхнет солнце, но ненадолго, неярко, и в ранних зимних сумерках будем летать только мы, вороны.
Летать и каркать».
Надвинулись сумерки.
«Полетаю», – подумал Ворон. И неожиданно легко соскользнул с насиженного места.
Он летел почти не двигая крыльями, чуть заметным движением плеча выбирая дорогу между деревьев.
«Никого, – вздыхал Ворон. – Куда они все попрятались? « И действительно, лес был пуст и сир.
– Сер-р-р! – вслух сказал Ворон. Он опустился на старый пень посреди поляны и медленно повернул голову с синими глазами.
– Ворона, – сказал Ежику Медвежонок.
– Где?
– Вон на пне.
Они сидели под большой елкой и глядели, как лес заливают серые сумерки.
– Пойдем с ней поразговариваем, – сказал Ежик.
– А что ты ей скажешь?
– А ничего. Позову чай пить. Скажу: «Скоро стемнеет. Пойдемте, Ворона, чай пить».
– Идем, – сказал Медвежонок. Они вылезли из-под елки и подошли к Ворону.
– Скоро стемнеет, – сказал Ежик. – Ворона, идемте чай пить.
– Я Вор-р-рон, – медленно, хрипло сказал Ворон. – Я чая не пью.
– А у нас – малиновое варенье, – сказал Медвежонок.
– И грибки!
Ворон смотрел на Ежика с Медвежонком старинными, каменными глазами и думал: «Э-хэ-хэх!..»
– Я чая не пью, – сказал он.
– Медом угощу, – сказал Медвежонок.
– А у нас и брусника, и клюковка, – сказал Ежик. Ворон ничего не сказал.
Он тяжело взмахнул крыльями и поплыл над поляной. В густых сумерках с распростертыми крыльями он казался таким огромным, что Ежик с Медвежонком даже присели.
– Вот это птица! – сказал Медвежонок. – Будет она с тобой чай пить!
– Это он, Ворон, – сказал Ежик.
– Все равно птица. «Позовем, позовем!» – передразнил он Ежика. – Позвали.
– Ну и что? – сказал Ежик. – Он привыкнет. Представляешь, все один и один. А в следующий раз – обязательно согласится…
Уже почти в темноте Ворон летел над полем, видел какие-то далекие огоньки и почти ни о чем не думал, только широко и сильно подымал и опускал крылья.
Если меня совсем нетЕСЛИ МЕНЯ СОВСЕМ НЕТ
Еще совсем немного – и загорятся звезды, и выплывет месяц и поплывет, покачиваясь, над тихими осенними полями. Потом месяц заглянет в лес, постоит немного, зацепившись за верхушку самой высокой елки, и тут его увидят Ежик с Медвежонком.
– Гляди, – скажет Ежик.
– Угу, – скажет Медвежонок. А месяц подымется еще выше и зальет своим холодным, тусклым светом всю землю.
Так было каждый вечер в эту ясную холодную осень. И каждый вечер Ежик с Медвежонком собирались то у Ежика, то у Медвежонка и о чем-нибудь говорили. Вот и сегодня Ежик сказал Медвежонку:
– Как все-таки хорошо, что мы друг у друга есть! Медвежонок кивнул.
– Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем.
– А ты где?
– А меня нет.
– Так не бывает, – сказал Медвежонок.
– Я тоже так думаю, – сказал Ежик. – Но вдруг вот – меня совсем нет. Ты один.
Ну что ты будешь делать?
– Пойду к тебе.
– Куда?
– Как – куда? Домой. Приду и скажу: «Ну что ж ты не пришел, Ежик?» А ты скажешь…
– Вот глупый! Что же я скажу, если меня нет?
– Если нет дома, значит, ты пошел ко мне. Прибегу домой. А-а, ты здесь! И начну…
– Что?
– Ругать!
– За что?
– Как за что? За то, что не сделал, как договорились.
– А как договорились?
– Откуда я знаю? Но ты должен быть или у меня, или у себя дома.
– Но меня же совсем нет. Понимаешь?
– Так вот же ты сидишь!
– Это я сейчас сижу, а если меня не будет совсем, где я буду?
– Или у меня, или у себя.
– Это, если я есть.
– Ну, да, – сказал Медвежонок.
– А если меня совсем нет?
– Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
– И на реке нет.
– Тогда ты пошел куда-нибудь и еще не вернулся. Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
– Ты все уже обшарил, – сказал Ежик. – И не нашел.
– Побегу в соседний лес!
– И там нет.
– Переверну все вверх дном, и ты отыщешься!
– Нет меня. Нигде нет.
– Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, – сказал Медвежонок. – И закричу: «Е-е-е-жи-и-и-к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-к!..» Вот.
– Нет, – сказал Ежик. – Меня ни капельки нет. Понимаешь?
– Что ты ко мне пристал? – рассердился Медвежонок. – Если тебя нет, то и меня нет. Понял?
– Нет, ты – есть; а вот меня – нет. Медвежонок замолчал и нахмурился.
– Ну, Медвежонок!.. Медвежонок не ответил.
Он глядел, как месяц, поднявшись высоко над лесом, льет на них с Ежиком свой холодный свет.
Теплым тихим утром посреди зимыТЕПЛЫМ ТИХИМ УТРОМ ПОСРЕДИ ЗИМЫ
«Бывает же – топишь печку, глядишь на огонь и думаешь: вот она какая, большая зима!
И вдруг просыпаешься ночью от непонятного шума. Ветер, думаешь, бушует вьюга, но нет, звук не такой, а далекий какой-то, очень знакомый звук. Что же это?
И засыпаешь снова. А утром выбегаешь на крыльцо – лес в тумане и ни островка снега не видно нигде. Куда же она подевалась, зима?
Тогда сбегаешь с крыльца и видишь… лужу.
Настоящую лужу посреди зимы. И от всех деревьев идет пар. Что же это? А это ночью прошел дождь. Большой, сильный дождь. И смыл снег. И прогнал мороз. И в лесу стало тепло, как бывает только ранней осенью».
Вот как думал Медвежонок тихим теплым утром посреди зимы.
«Что же теперь делать? – думал „Медвежонок. – Топить печку или нет? Щипать на растопку лучинки или не надо? И вообще как это так – опять лето?“
И Медвежонок побежал к Ежику посоветоваться. Ежик ходил вокруг своего дома в глубокой задумчивости.
– Не понимаю, – бормотал Ежик, – как это так – ливень посреди зимы? И тут прибежал Медвежонок.
– Ну что? – еще издали крикнул он.
– Что-что? Печку затопил? – спросил Ежик.
– Нет, – сказал Медвежонок.
– Лучинок нащипал?
– Не-а, – сказал Медвежонок.
– А что же ты делал?
– Думал, – сказал Медвежонок.
– Я тоже.
И они стали ходить вокруг Ежикиного дома и думать вместе.
– Как ты думаешь, – сказал Ежик. – Если прошел дождь и теперь туман, может еще быть мороз?
– Не думаю, – сказал Медвежонок.
– Значит, если мороз быть не может, значит, может быть только тепло.
– Значит, – сказал Медвежонок.
– А чтобы было тепло – должно появиться солнце.
– Должно, – сказал Медвежонок.
– А когда солнышко, хорошо быть на реке.
– Я бы в жизни не догадался, – сказал Медвежонок.
– Тогда давай возьмем и позавтракаем у реки, – предложил Ежик.
– Угу, – сказал Медвежонок.
И они сложили в корзину грибы, мед, чайник, чашки и пошли к реке.
– Куда вы это идете? – спросила Белка.
– К реке, – сказал Ежик. – Завтракать.
– Возьмите меня с собой!
– Айда!
И Белка взяла орешков и чашку и поспешила следом.
– Идем, – сказал Медвежонок.
Выбежал из травы Хомячок.
– А я уж заснул, – сказал он. – А тут – вода! Куда это вы?
– Завтракать, к реке, – сказал Заяц. – Идем с нами!
– У меня еда с собой, – сказал Хомячок и постучал лапой по раздувшемуся мешку за щекой, – только чашки нету, – и пошел следом.
Пришли к реке, развели костер, сели завтракать. Выглянуло солнце. Солнце осветило реку, и тот берег, и завтракающих друзей. Туман растаял.
– Если б не дождь, – щурясь, сказал Хомячок, – так бы и не увиделись до весны.
– Если б не дождь, – сказала Белка, – уж так бы не попрощались.
– Если б не Ежик, – сказал Медвежонок, – никто бы не догадался в такую теплынь позавтракать на реке.
А Ежик, прикрыв глаза, пил чай, слушал тишину, птицу, вдруг тонко и чисто запевшую за рекой, и думал, что, если б не все они, зачем бы понадобилось тепло этому зимнему лесу?
Ежик в туманеЕЖИК В ТУМАНЕ
Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках.
Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу.
«Ммм-у!..» – вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке.
Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нем по грудь, и теперь казалось – большая белая утка плывет в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову.
Ежик сидел на горке под сосной и смотрел на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему все это?
А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла.
«Расскажу – не поверят!» – подумал Ежик, и стал смотреть еще внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту.
«Вот и звезда упала, – заметил он, – и трава наклонились влево, и от елки осталась одна вершина, и теперь она плывет рядом с лошадью… А интересно, – думал Ежик, – если лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?»
И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
– Вот, – сказал Ежик. – Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! – позвал он. Но лошадь ничего не сказала.
«Где же лошадь?» – подумал Ежик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился.
Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!..
«Я в реке!» – сообразил Ежик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны.
Когда он вынырнула, было по-прежнему темно, и Ежик даже не знал, где берег.
«Пускай река сама несет меня!» – решил он.
Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.
Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ежик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.
Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы.
– Извините, – беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали?
– Я – Ежик, – тоже беззвучно ответил Ежик. – Я упал в реку.
– Тогда садитесь ко мне на спину, – беззвучно проговорил кто-то. – Я отвезу вас на берег.
Ежик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу.
– Спасибо! – вслух сказал он.
– Не за что! – беззвучно выговорил кто-то, кого Ежик даже не видел, и пропал в волнах.
«Вот так история… – размышлял Ежику, отряхиваясь. – Разве кто поверит?!»
И заковылял в тумане.
Звуки и голоса* ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ *
ЗВУКИ И ГОЛОСА
– В полудреме, Медвежонок, можно вообразить все, что хочешь, и все, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…
– Ну!
– Тогда-то…
– Да говори же!
– И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ежик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чем-то самом важном.
– И кого ты слышал? – шепотом спросил Медвежонок.
– Сегодня?
– Ага.
– Зяблика, – сказал Ежик.
– А вчера?
– Лягушку.
– А что она сказала?..
– Она – пела. – И Ежик закрыл глаза.
– Ты ее и сейчас слышишь?
– Слышу, – сказал Ежик с закрытыми глазами.
– Давай я тоже закрою глаза. – Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ежику, чтобы тоже слышать.
– Слышишь? – спросил Ежик.
– Нет, – сказал Медвежонок.
– Ты впади в дрему.
– Надо лечь, – сказал. Медвежонок. И лег.
– А я – возле тебя. – Ежик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поет.
– Представил.
– А вот сейчас… Слышишь? – И Ежик по-дирижерски взмахнул лапой.– Запела!
– Не слышу, – сказал Медвежонок. – Сидит, глаза вытаращила и молчит.
– Поговори с ней, – сказал Ежик. – Заинтересуй.
– Как?
– Скажи: «Мы с Ежиком из дальнего леса пришли на ваш концерт». Медвежонок пошевелил губами.
– Сказал.
– Ну?
– Молчит.
– Погоди,– сказал Ежик. – Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак.– И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.
А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.
Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ежик все бормотал и пришептывал, лежа рядом в траве.
– Послушай, Ежик, – сказал Медвежонок, – зачем нам эта лягушка, а?
Пойдем наберем грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.
– Нет, – не открывая глаз, сказал Ежик. – Она запоет.
– Ну и запоет. Толку-то?
– Эх ты! – сказал Ежик. – Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это – звуки и голоса!
Когда ты прячешь солнце, мне грустноКОГДА ТЫ ПРЯЧЕШЬ СОЛНЦЕ, МНЕ ГРУСТНО
Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянула солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора.
Было очень красиво, так красиво, что Ежик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.
А гора все время менялась: оранжевое перемести лось влево, розовое – вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.
Ежик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь – все по-другому.
– Открывай скорей, – шепнул Ежик. – Очень здорово!
Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало.
Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.
Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь все изменилось.
Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой темной, торжественной, что от нее просто нельзя было отвести глаз, Ежик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с легким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.
Туманная, очень красивая гора глядела на Ежика с Медвежонком.
И вдруг, или это Ежику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:
– Вам нравится на меня смотреть?
– Да, – сказал Ежик.
– А кто? Кто говорит? – шепотом спросил Медвежонок.
– Я красивая?
– Да, – сказал Ежик.
– А когда я вам больше нравлюсь – утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.
– Мне – утром, – сказал Медвежонок.
– А почему?
– Тогда впереди целый день и…
– А тебе, Ежик?
– Когда ты прячешь солнце, мне грустно, – сказал Ежик. – Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.
– А почему?
– Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.
– Что же ты видел сегодня, Ежик? – спросила гора.
– Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чем не думал, я только смотрел.
– А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, – сказал Медвежонок.
Быстро сгущались сумерки.
И когда почти совсем стемнело, иссиня-зеленое небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей ее от темного неба.
Разрешите с вами посумерничатьРАЗРЕШИТЕ С ВАМИ ПОСУМЕРНИЧАТЬ
– Заяц просится посумерничать.
– Пускай сумерничает, – сказал Ежик и вынес на крыльцо еще одно плетеное кресло.
– Можно войти? – спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ежиком.
– Входи, – сказал Ежик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
– Три-три! – сказал Медвежонок. – Ежик любит, чтобы было чисто.
– Можно сесть? – спросил Заяц.
– Садись, – сказал Медвежонок. И Ежик с Медвежонком тоже сели.
– А как мы будем сумерничать? – спросил Заяц.
Ежик промолчал.
– Сиди в сумерках и молчи, – сказал Медвежонок.
– А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ежик опять промолчал.
– Говори, – сказал Медвежонок.
– Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
– Мы не сердимся, – сказал Ежик.
– Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ежик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
– И чего? – спросил Медвежонок.
– А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ежиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
– Угу, – сказал Медвежонок.
– А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ежик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
– А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ежик промолчал.
– Пой, – сказал Медвежонок.
– А что?
Никто ему не ответил.
– А можно веселое? Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?
– Пой, – сказал Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ежику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ежиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
– Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.
– Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ежику просто больно было все это слышать.
– Давайте помолчим, – сказал Ежик. – Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
– А что, – шепотом спросил Заяц, – теперь делать?
– Шшш! – сказал Медвежонок.
– Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
– До темноты – молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны.
От этого Ежику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
Как оттенить тишинуКАК ОТТЕНИТЬ ТИШИНУ
– Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ежик. – Солнышко тускло светит, и так туманно– туманно…
– Спокойно, – сказал Медвежонок.
– Ага. Будто все остановилось и стоит.
– Где? – спросил Медвежонок.
– Нет, вообще. Стоит и не двигается.
– Кто?
– Ну, как ты не понимаешь? Никто.
– Никто стоит и не двигается?
– Ага. Никто не двигается.
– А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
– Комары только еще больше, – тут Ежик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.
Медвежонок сел:
– Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
– Ну вот смотри! – Ежик встал и побежал. – Видишь?
– Что?
– Как неподвижен лес?
– Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.
– Ты не на меня смотри, на лес! – И Ежик побежал снова. – Ну?
– Значит, мне на тебя не смотреть?
– Не смотри.
– Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.
– Да зачем ты совсем-то отвернулся?
– Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
– Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ежика во все глаза. – Беги! Ежик побежал.
– Быстрее! – сказал Медвежонок. Ежик побежал быстрее.
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнем сначала.
– Почему?
– Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ежик!
– А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.
– А ты не можешь бежать большими прыжками?
– Зачем?
– Попробуй.
– Что я – кенгуру?
– Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.
– Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.
– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!
Ежик побежал снова.
– Ну?
– Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
– Стой! – крикнул Ежик. – Слушай! Медвежонок замер.
– Слышишь, как тихо?
– Слышу.
– А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
– А-а-а!.. – закричал Медвежонок.
– Теперь понял?
– Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
– Нет! – крикнул Ежик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.
– Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
– Как это? – Ежик остановился.
– А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.
– И я! – крикнул Ежик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
– Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
– У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ежик.
– Ай-яй-яй! – во все горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.
В родном лесуВ РОДНОМ ЛЕСУ
Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.
«Давно уже пора снегу пасть, – думал Заяц. – А лес стоит теплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.
– Гуляешь? – сказал Заяц.
– Дышу, – сказала Мышка. – Надышаться не могу.
– Может, зима про нас забыла? – спросил Заяц. – Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
– Наверно, – сказала Мышка и пошевелила усиками.
– Я вот как думаю, – сказал Заяц. – Если ее до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
– Что ты! – сказала Мышка. – Так не бывает! Не было еще такого, чтобы зима прошла стороной.
– А если не придет?
– Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чем не думай.
– Я так не умею, – сказал Заяц. – Я все должен знать наперед.
– Много будешь знать – скоро состаришься.
– Зайцы не состариваются, – сказал Заяц. – Зайцы умирают молодыми.
– Это почему же?
– Мы бежим, понимаешь? А движение – это жизнь.
– Хи-хи! – сказала Мышка. – Еще каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.
Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нем было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.
– Ты не грусти, – сказал Заяц.
– Я не грущу.
– Грустишь, я вижу.
– Да вовсе не грущу, просто печально.
– Это пройдет, – сказал Заяц. – Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
– А зачем?
– Глупая ты. Съедят.
– А ты бегай задом наперед, – сказала Мышка. – Вот так! – И побежала по дорожке спиной вперед, мордочкой к Зайцу.
– Здорово! – крикнул Заяц. И помчался следом.
– Видишь? – сказала Мышка. – Теперь никто не поймет, кто ты.
– А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
– Я кору не ем, – сказала Мышка.
– Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!
– Не надо, – сказала Мышка.
– Да чем же мне тебе отплатить?
– А ничем, – сказала Лесная Мышь. – Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.
– Спасибо тебе! – сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперед, улыбаясь и шевеля усами.
«Здорово! – думал Заяц. – Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».
Он бежал задом наперед через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» – вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.
Сосновая шишкаСОСНОВАЯ ШИШКА
Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
– Вода, вода, куда ты бежишь? – спросил Заяц.
– С камушка на камушек по камушкам бегу! «По камушкам. Хорошо ей! – подумал Заяц. – Вот бы мне так!» Пришел Муравей.
– Ты что бродишь? – спросил Заяц. – Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
– Надо, – сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.
– Стой! Давай поговорим, – сказал Заяц. Муравей остановился:
– О чем?
– О чем хочешь.
– Некогда мне разговаривать, – сказал Муравей. – Воду надо нести. – И ушел.
– Вот жизнь! – вздохнул Заяц. – Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
– А ты со мной поговори, – сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. – Я – старая, много всего видала.
– Что же ты видела? – спросил Заяц.
– Небо, – сказала Шишка.
– Кто ж его не видел? Вот оно!
– Не-ет, я там была, высоко, – вздохнула Шишка. – Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» – «Здравствуй, говорю, где пропадал?»
– «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?
– Не знаю, – сказал Заяц.
– Эх, жизнь была! Утречком проснешься – весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.
Ветер прилетит – шумим-веселимся!.. А ночью – звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.
Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» – «Так далеко же!» – «Это нам нипочем!» Возьмет в объятья и понесет.
– Хорошо говоришь, бабушка, – вздохнул Заяц.
– Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
– А где ж он теперь, Ветер?
– Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
– Грустно тебе, бабушка?
– Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу – Ветер вспоминаю.
Осенняя песня травыОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ
Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался – ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.
Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.
– Холодно? – спросила у него Травинка.
– Бр-р-р! – сказал Заяц.
– Мне тоже, – сказала Травинка.
– И мне! И мне!
– Кто говорит? – спросил Заяц.
– Это мы – трава. Заяц лег.
– Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
– Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет – и прильнет к земле.
– Эй, Заяц! – крикнул с холма Медвежонок. – Ты что это делаешь?
– Грею траву, – сказал Заяц.
– Не слышу!
– Грею траву! – крикнул Заяц. – Иди сюда, будем греть вместе! Медвежонок спустился с холма.
– Согрей нас! Согрей! Согрей! – кричали травинки.
– Видишь? – сказал Заяц. – Им холодно! – Снова прыгнул и лег.
– К нам! К нам!
– Сюда! Сюда! – кричали со всех сторон.
– Что ж ты стоишь? – сказал Заяц. – Ложись! И Медвежонок лег.
– Как тепло! Ух, как тепло!
– И меня погрей, Медвежонок!
– И нас! И нас!
Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины – на бок, с бока – на живот.
– Согрей! Согрей! Нам холодно! – кричала трава. Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
– Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? – спросила первая травинка.
– Пойте, – сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц – прыгать.
– Эй! Что вы там делаете? – крикнул с холма Ежик.
– Греем траву! – крикнул Заяц.
–Что?
– Греем траву! – крикнул Медвежонок.
– Вы простудитесь! – закричал Ежик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
Пел весь луг над рекой.
И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, – все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.
РадугаРАДУГА
Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это «все сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
– Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.
– Лень, вот что тебя погубит! «Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе».
– Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
– Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.
– Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?
– Мы и работаем.
– Что же вы сделали?
– Мало ли, – сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.
– Нет, ты мне говори – что?
– Скворечник.
– Еще?
– Камелек сложили.
– Где?
– У реки.
– Зачем?
– По вечерам сидеть. Огонь разведешь – и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
– Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
– А соломинку ты за меня понесешь? – спросил Муравей.
– Я, – сказал Медвежонок.
– А шесть сосновых иголок?
– Я, – сказал Медвежонок.
– А две шишки и четыре птичьих пера?
– Все отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?
– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого.
– Он поднял лапку. – Каждый день…
– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придет Ежик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?
– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…
«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга"».
– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
Ежикина гораЕЖИКИНА ГОРА
Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить.
– Ты куда глядишь, Ежик? – спросила Белка.
– А, – сказал Ежик. И махнул лапой.
– Ты что там увидел? – спросил Муравей.
– Молчит, – сказала Белка.
– Задумался, – проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
«Как же так? – думал Ежик. – Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме».
И деревья были такие необыкновенные – легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места.
– Что же это? – бормотал Ежик. – раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными.
«Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, – думал Ежик. – Никогда не видел такой огромной птицы».
– Все стоишь? – спросил Муравей. – Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
– Не мешай ему, – сказала Белка. – Он думает.
– Думает, думает, – проворчал Муравей. – Что бы стало в лесу, если б все думали.
– Подумает, и все, – сказала Белка. – Не мешай.
– Все вы бездельники, – сказал Муравей. – Все вы друг за дружку горой.
– И убежал.
А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он – на дне моря.
«Какая она добрая, – подумал о Белке Ежик. – Почему я раньше никогда ее не встречал?»
Пришел Медвежонок.
– Ну что? – сказал он. – Что делать будем?
Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.
ПтицаПТИЦА
Все лето Заяц плел веревку, и к осени она у него стала длиной до неба.
«Приделаю крючок, – думал Заяц, – заброшу на звезду и…»
Прибежала Белка:
– Ты что делаешь, Заяц?
– Веревку сплел, – сказал Заяц.
– А зачем?
– Залезу на небо, – сказал Заяц.. – Хочешь, тебя возьму с собой?
– Возьми, – сказала Белка. Ночью высыпали звезды.
Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и веревка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
– Лезь, – сказал Заяц.
– А ты?
– Я за тобой.
И Белка побежала на небо.
Заяц полез следом, но он не умел лазать по веревке, и поэтому сильно отстал.
– Ты где? Лезь скорее! – кричала Белка из темноты. А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
– Где же ты? – торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
– Ну что ты там? – спросила из темноты Белка.
– Сил нет. Не могу, – сказал Заяц.
– Ты – как по веточке, как по веточке, – сказала Белка.
Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху – большую звезду и понимал, что сейчас разожмет лапы и упадет.
«Все лето плел веревку, – горестно думал Заяц, – и вот…»
– Эй! – вдруг услышал он знакомый голос с земли. – Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
– Далеко. Не видно.
– Как ты думаешь, Ежик, кто там может быть?
– Птица, – сказал Ежик.
– Какая же птица висит посреди неба? «Редкая», – хотел сказать Заяц. Но промолчал.
– Это Заяц! – крикнула со звезды Белка. – Полез на небо и вот застрял.
– Медвежонок, его надо спасать!
– Спасите меня, – тихо сказал Заяц.
– С каких это пор Зайцы стали лазать по небу? – проворчал Медвежонок и дернул за веревку.
– Ой, – тихо сказал Заяц.
– Как будем спасать? – спросил Ежик.
– Сейчас, – сказал Медвежонок. И убежал.
– Заяц! – крикнул Ежик. – Это ты?
– Я, – тихо сказал Заяц.
– Не слышу!
– Я, – погромче сказал Заяц, потому что, если бы он крикнул совсем громко, он бы упал.
– Это он, он! – крикнула со звезды Белка.
– Держись, Заяц! – крикнул Ежик. – Медвежонок что-то придумал! И тут вернулся Медвежонок с простыней.
– Держи, – сказал он. И дал два конца Ежику. – Заяц! – закричал в темноту Медвежонок. – Прямо под тобой мы растянули простыню, слышишь? Прыгай!
– Я боюсь, – сказал Заяц.
– Он боится! – крикнула Белка. Ей со звезды было слышнее.
– Прыгай, кому говорят! – еще громче крикнул Медвежонок, и, откинувшись назад, они с Ежиком, как могли, растянули простыню. – Ну!
– Прыгай! – крикнула Белка. Заяц разжал лапы и полетел, полетел, полетел, только черный ночной ветер засвистал между ушами.
«Где ж простыня? Где же земля?» – думал Заяц и не знал, что он, как большая птица с широкими крыльями, летит над землей и уже не может упасть.
Вольный осенний ветер* ТЕПЛЫМ ТИХИМ УТРОМ ПОСРЕДИ ЗИМЫ *
ВОЛЬНЫЙ ОСЕННИЙ ВЕТЕР
Ни свет ни заря к Ежику с Медвежонком прибежал Заяц.
– Эй! – закричал он. – Эгей! Эге-ге-гей!
– Ну что? Говори, – сказал Медвежонок.
– Эге-ге-ге-ге! – вопил Заяц.
– Да говори же! – Ежик начал сердиться.
– Эге-ге-ге-ге! Ге-гей! Ге-гей! – И Заяц убежал.
– Чего это он?
– Не знаю, – сказал Медвежонок. А Заяц птицей летел по лесу и вопил истошным заячьим голосом.
– Что с ним? – спросила Белка.
– Понять не могу, – сказал Муравей. А Заяц сделал полный круг и снова выбежал на медвежью поляну.
– Скажешь или нет? – крикнул Медвежонок. Заяц вдруг остановился, замер, встал на задние лапы и…
– Ну же! – крикнул Ежик.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – расхохотался Заяц и понесся со всех ног прочь.
– Может, он с ума сошел, с ума сошел, с ума сошел? – тараторила Сорока.
– Да нет, он в своем уме, в своем уме, в своем уме! – долбил Дятел.
И только Заяц ни у кого ничего не спрашивал, никому ничего не говорил, а вольный, как ветер, летел по лесу.
– Знаешь, – сказал Медвежонок. – Мне кажется, он вообразил себя… ветром. Он мне как-то сказал:
«Представляешь, Медвежонок, если я стану ветром?»
– Это здорово, – сказал Ежик. – Только Заяц никогда до такого не додумается. И ошибся.
Потому что Заяц в этот легкий солнечный день действительно с утра почувствовал себя вольным осенним ветром, летящим по полям и лесам.
Мы будем приходить и дышатьМЫ БУДЕМ ПРИХОДИТЬ И ДЫШАТЬ
Вот уже несколько дней не было солнца. Лес стоял пустой, тихий. Даже вороны не летали, – вот какой был пустой лес.
– Ну все, готовься к зиме, – сказал Медвежонок.
– А где птицы? – спросил Ежик.
– Готовятся. Утепляют гнезда.
– А Белка где?
– Дупло сухим махом выкладывает.
– А Заяц?
– Сидит в норе, дышит. Хочет надышать на всю зиму.
– Вот глупый, – улыбнулся Ежик.
– Я ему сказал: перед зимой не надышишься.
– А он?
– Надышу, говорит. Буду дышать и дышать.
– Айда к нему, может, чем поможем. И они отправились к Зайцу.
Заячья нора была в третьей стороне от горы. С одной стороны – дом Ежика, с другой – дом Медвежонка, а с третьей – нора Зайца.
– Вот, – сказал Медвежонок. – Здесь. Эй, Заяц! – крикнул он.
– А, – глухо донеслось из норы.
– Ты что там делаешь? – спросил Ежик.
– Дышу.
– Много надышал?
– Нет еще. Половиночку.
– Хочешь, мы подышим сверху? – спросил Медвежонок.
– Не получится, – донеслось из норы. – У меня – дверь.
– А ты сделай щелочку, – сказал Ежик.
– Приоткрой чуть-чуть, а мы будем дышать, – сказал Медвежонок.
– Бу-бу-бу, – донеслось из норы.
– Что?
– Сейчас, – сказал Заяц. – Ну, дышите!
Ежик с Медвежонком легли голова к голове и стали дышать.
– Ха!.. Ха!.. – дышал Ежик.
– Ха-а!.. Ха-а!.. – дышал Медвежонок.
– Ну как? – крикнул Ежик.
– Теплеет, – сказал Заяц. – Дышите.
– А теперь? – через минуту спросил Медвежонок.
– Дышать – нечем, – сказал Заяц.
– Выходи к нам! – крикнул Ежик.
– Дверь закрой и вылазь!
Заяц хлопнул дверью и вылез наружу.
– Ну как?
– Как в бане, – сказал Заяц.
– Вот видишь, втроем-то лучше, – сказал Медвежонок.
– Мы теперь всю зиму будем к тебе приходить и дышать, – сказал Ежик.
– А будешь замерзать, приходи ко мне, – сказал Медвежонок.
– Или ко мне, – сказал Ежик.
– Спасибо, – сказал Заяц. – Я обязательно приду. Только вы ко мне не ходите, ладно?
– Да почему?..
– Следы, – сказал Заяц. – Натопчете, и тогда кто-нибудь меня обязательно съест.
ЛисичкаЛИСИЧКА
Это был необыкновенный осенний день! Было столько синевы, столько огненных листьев, столько солнца, что к вечеру Медвежонок заплакал.
– Ты чего это? – спросил Ежик.
– Не знаю, – сказал Медвежонок. – Плакать хочется.
– Да ты посмотри…
– Я видел, – сказал Медвежонок. – Потому и плачу.
– Чего ж здесь плакать? Радоваться надо, – сказал Ежик.
– Я от радости плачу, – сказал Медвежонок.
– Разве от радости плачут?
– Еще бы! – И Медвежонок разрыдался.
– Успокойся, что ты! – Ежик погладил Медвежонка лапой. – Завтра снова будет солнце, и снова будут лететь листья, и улетать птицы.
– Улетать, – всхлипнул Медвежонок. И разревелся еще пуще.
– Но они прилетят, – сказал Ежик. – Они вернутся. Пройдет зима, снег растает, и они вернутся.
– Зима. – Медвежонок горько плакал и весь вздрагивал.
– Ну да, зима. Но она пройдет, и все будет снова.
– Не хочу! Не хочу, слышишь?
– Чего ты не хочешь?
– Чтобы все уходило, улетало! – крикнул Медвежонок.
– Это же ненадолго, – сказал Ежик. – Ты же сам знаешь. А как красиво зимой!
– Зимой я тоже буду плакать.
– Зимой? Да почему?
– Мне будет ее жалко. – И Медвежонок уже так расплакался, что Ежик понял: словами здесь не поможешь.
– Бежим! – крикнул он.
– Куда? – поднял зареванные глаза Медвежонок.
– Бежим, говорю! – И Ежик схватил Медвежонка за лапу и потащил в лес.
– Куда ты меня тащишь?!
Они пробежали мимо старой сломанной березы, перешли по сгнившему мостку ручей, перелезли через срубленную осину и, петляя между горелых пней, поднялись в гору.
– Смотри! – сказал Ежик и показал Медвежонку гриб-лисичку.
Маленький золотой гриб, поджав коленки, в сумерках сидел во мху.
– Видишь? – сказал Ежик. – У него нет ни папы, ни мамы, ни Ежика, ни Медвежонка, он совсем один – и не плачет.
Не смотри на меня так, ЕжикНЕ СМОТРИ НА МЕНЯ ТАК, ЕЖИК
– Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно, – сказал Медвежонок. Ежик кивнул.
– Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
– Ну что ты молчишь?
– Я верю, – сказал Ежик.
Ежик провалился в волчью яму и просидел там неделю. Его случайно нашла Белка: она пробегала мимо и услышала слабый Ежикин голос.
Медвежонок неделю искал Ежика по лесу, сбился с ног и, когда к нему прибежала Белка, вытащил Ежика из ямы и принес домой.
Ежик лежал, по самый нос укрытый одеялом, и глядел на Медвежонка тихими глазами.
– Не смотри на меня так, – сказал Медвежонок. – Не, могу, когда на меня так смотрят.
Ежик закрыл глаза.
– Ну вот, теперь ты как будто умер. Ежик открыл глаза.
– Улыбнись, – сказал Медвежонок.
Ежик попробовал, но у него слабо получилось.
– Сейчас я тебя буду поить бульоном, – сказал Медвежонок. – Белка принесла свежих грибков, я сварил бульон.
Он налил бульон в чашку и приподнял Ежику голову.
– Нет, не так, – сказал Медвежонок. – Ты садись.
– Не могу, – сказал Ежик.
– Я тебя подушкой подопру. Вот так.
– Мне тяжело, – сказал Ежик.
– Терпи.
Медвежонок прислонил Ежика спиной к стене и подоткнул подушку.
– Мне холодно, – сказал Ежик.
– Сичас-сичас. – Медвежонок взобрался на чердак и обложил Ежика тулупом. – Как ты не замерз? Ночи-то какие холодные! – приговаривал Медвежонок.
– Я прыгал, – сказал Ежик.
– Семь дней?
– Я ночью прыгал.
– Что ж ты ел?
– Ничего, – сказал Ежик. – Ты мне дашь бульону?
– Ах, да! Пей, – сказал Медвежонок.
Ежик сделал несколько глотков и закрыл глаза.
– Пей-пей!
– Устал, – сказал Ежик.
– Нет, пей! – И Медвежонок стал поить Ежика с ложечки.
– Не могу больше.
– За меня!
Ежик хлебнул.
– За Белочку!
Ежик выпил.
– За Зайца! Он знаешь как помогал!
– Погоди, – сказал Ежик. – Передохну.
– Выпей за Зайца, он старался..
Ежик глотнул.
– За Хомячка!
– А Хомячок что сделал?
– Ничего. Каждый день прибегал и спрашивал.
– Пусть подождет. Сил нет, – сказал Ежик.
– Иногда и утром прибегал, – сказал Медвежонок. – Съешь ложечку.
Ежик проглотил.
– А теперь – за Филина!
– Филин-то при чем?
– Как? Нет, за Филина ты выпьешь три ложки.
– Да почему?
– Да я на нем три ночи летал. Тебя искали.
– На Филине?
– Ну да!
– Врешь, – сказал Ежик.
– Чтоб мне с места не сойти!
– Да как ты на него взобрался?
– Он знаешь какой крепкий? Сел на шею и полетел. Ты бы видел, как Заяц, нас испугался.
– Как?
– Вот выпей – скажу.
Ежик выпил подряд три ложки и снова закрыл глаза.
– Как? – спросил он.
– Что?
– Как Заяц вас испугался?
– А! Заяц? Представляешь? Я лечу. А тут – он. Давай еще ложечку. Слышишь, как пахнет? Ух!
Ежик выпил.
– Ну вот. Сидит, ушами вертит. Тут мы.
– С Филином?
– Ага. Он ка-ак подскочит, ка-ак побежит! Филин чуть на дерево не налетел. Давай за Филина.
– Нет. Уже совсем не могу, – сказал Ежик. – Давай я лягу.
Медвежонок уложил Ежика на прежнее место и укрыл тулупом.
– Ну как, – спросил Медвежонок, – тепло?
– Угу, – сказал Ежик. – А про Филина придумал? Говори.
– Да что ты? Вот выздоровеешь, вместе полетаем.
– Полетаем, – еле слышно пробормотал Ежик, засыпая.
Как Ежик с Медвежонком приснились ЗайцуКАК ЕЖИК С МЕДВЕЖОНКОМ ПРИСНИЛИСЬ ЗАЙЦУ
По первому снегу Заяц прибежал к Медвежонку.
– Медвежонок, ты лучший из всех, кого я знаю, – сказал Заяц.
– А Ежик?
– Ежик тоже хороший, но ты – лучше всех!
– Да что с тобой, Заяц? Ты сядь, успокойся. Чего ты прыгаешь?
– Я сегодня проснулся и понял, – сказал Заяц, – что лучше, тебя нет на свете.
Вошел Ежик.
– Здравствуй, Медвежонок! – сказал он. – Здравствуй, Заяц! Вы чего сидите в доме – на улице снег!
– Я собрался идти к тебе, – сказал Медвежонок. – А тут прибежал он и говорит, что я лучше всех.
– Верно, – сказал Ежик. – А ты разве не знал?
– Правда, он самый лучший? – сказал Заяц.
– Еще бы! – Ежик улыбнулся Медвежонку и сел за стол. – Давайте чай пить! Стали пить чай.
– Вот слушайте, что мне сегодня приснилось, – сказал Заяц. – Будто я остался совсем один в лесу.
Будто никого-никого нет – ни птиц, ни белок, ни зайцев, – никого. «Что же я теперь буду делать?» – подумал я во сне. И пошел по лесу.
А лес – весь в снегу и – никого-никого. Я туда, я сюда, три раза весь лес обежал, ну, ни души, представляете?
– Страшно, – сказал Ежик.
– Ага, – сказал Медвежонок.
– И даже следов нет, – сказал Заяц. – А на небе – вата.
– Как – вата? – спросил Ежик.
– А так – ватное, толстое небо. И глухо. Будто под одеялом.
– Откуда ты знаешь, что глухо? – спросил Медвежонок.
– А я кричал. Крикну и прислушаюсь… Глухо.
– Ну! Ну! – сказал Ежик.
– И тут… И тут…
– Что?
– И тут… Представляете? Из-под старого пня, что на опушке…
– За холмом?
– Нет, у реки. Из-под старого пня, что на опушке у реки, вылез…
– Ну же! – сказал Медвежонок.
– Ты, – сказал Заяц. – Медвежонок!
– Что ж я там делал, под пнем?
– Ты лучше спроси, что ты сделал, когда вылез?
– А что я сделал?
– Ты вылез и так тихонько-тихонько сказал «Не горюй, Заяц, все мы – одни». Подошел ко мне, обнял и ткнулся лбом в мой лоб… И так мне сделалось хорошо, что я – заплакал.
– А я? – спросил Медвежонок.
– И ты, – сказал Заяц. – Стоим и плачем.
– А я? – спросил Ежик.
– А тебя не было, – сказал Заяц. – Больше никого не было. Представляешь? – Заяц обернулся к Медвежонку. – Пустой лес, ватное небо, ни-ко-го, а мы стоим и плачем.
– Так не бывает, – сказал Ежик. – Я обязательно должен был появиться.
– Так это же во сне, – сказал Медвежонок.
– Все равно. Просто вы плакали и не заметили, как я вышел из-за куста. Вышел, стою, вижу – вы плачете; ну, думаю, плачут, есть, значит, причина, и не стал мешать.
– Не было тебя, – сказал Заяц.
– Нет, был.
– Не было!
– А я говорю – был! – сказал Ежик. – Просто я не хотел мешать вам плакать.
– Конечно, был, – сказал Медвежонок. – Я его видел краем глаза.
– А что же мне не сказал? – сказал Заяц.
– А видел, ты потерянный. Сперва, думаю, успокою, а уж потом скажу. И потом – чего говорить-то? Ежик, он ведь всегда со мной.
– А по-моему, мы все-таки были одни, – сказал Заяц.
– Тебе показалось, – сказал Ежик.
– Примерещилось, – сказал Медвежонок.
– А если так, что у меня с собой было?
– А у тебя с собой что-нибудь было?
– Ага.
– Мешочек, – сказал Ежик.
– С морковкой, – сказал Медвежонок.
– Правильно! – сказал Заяц. – Вы знаете, кто вы для меня? Вы для меня самые-самые лучшие из всех, кто есть на земле!
ВоронВОРОН
Посыпал мелкий снежок, потом прекратился, лишь ветер слабо раскачивал верхушки деревьев.
Трава, неопавшие листья, ветви – все поблекло, посветлело от холода.
Но лес стоял еще большой, красивый, только пустой и печальный.
Ворон сидел на суку и думал свою старинную думу. «Опять зима, – думал Ворон. – Опять снегом все заметет, завьюжит; елки заиндевеют; ветки берез станут хрупкими от мороза. Вспыхнет солнце, но ненадолго, неярко, и в ранних зимних сумерках будем летать только мы, вороны.
Летать и каркать».
Надвинулись сумерки.
«Полетаю», – подумал Ворон. И неожиданно легко соскользнул с насиженного места.
Он летел почти не двигая крыльями, чуть заметным движением плеча выбирая дорогу между деревьев.
«Никого, – вздыхал Ворон. – Куда они все попрятались? « И действительно, лес был пуст и сир.
– Сер-р-р! – вслух сказал Ворон. Он опустился на старый пень посреди поляны и медленно повернул голову с синими глазами.
– Ворона, – сказал Ежику Медвежонок.
– Где?
– Вон на пне.
Они сидели под большой елкой и глядели, как лес заливают серые сумерки.
– Пойдем с ней поразговариваем, – сказал Ежик.
– А что ты ей скажешь?
– А ничего. Позову чай пить. Скажу: «Скоро стемнеет. Пойдемте, Ворона, чай пить».
– Идем, – сказал Медвежонок. Они вылезли из-под елки и подошли к Ворону.
– Скоро стемнеет, – сказал Ежик. – Ворона, идемте чай пить.
– Я Вор-р-рон, – медленно, хрипло сказал Ворон. – Я чая не пью.
– А у нас – малиновое варенье, – сказал Медвежонок.
– И грибки!
Ворон смотрел на Ежика с Медвежонком старинными, каменными глазами и думал: «Э-хэ-хэх!..»
– Я чая не пью, – сказал он.
– Медом угощу, – сказал Медвежонок.
– А у нас и брусника, и клюковка, – сказал Ежик. Ворон ничего не сказал.
Он тяжело взмахнул крыльями и поплыл над поляной. В густых сумерках с распростертыми крыльями он казался таким огромным, что Ежик с Медвежонком даже присели.
– Вот это птица! – сказал Медвежонок. – Будет она с тобой чай пить!
– Это он, Ворон, – сказал Ежик.
– Все равно птица. «Позовем, позовем!» – передразнил он Ежика. – Позвали.
– Ну и что? – сказал Ежик. – Он привыкнет. Представляешь, все один и один. А в следующий раз – обязательно согласится…
Уже почти в темноте Ворон летел над полем, видел какие-то далекие огоньки и почти ни о чем не думал, только широко и сильно подымал и опускал крылья.
Если меня совсем нетЕСЛИ МЕНЯ СОВСЕМ НЕТ
Еще совсем немного – и загорятся звезды, и выплывет месяц и поплывет, покачиваясь, над тихими осенними полями. Потом месяц заглянет в лес, постоит немного, зацепившись за верхушку самой высокой елки, и тут его увидят Ежик с Медвежонком.
– Гляди, – скажет Ежик.
– Угу, – скажет Медвежонок. А месяц подымется еще выше и зальет своим холодным, тусклым светом всю землю.
Так было каждый вечер в эту ясную холодную осень. И каждый вечер Ежик с Медвежонком собирались то у Ежика, то у Медвежонка и о чем-нибудь говорили. Вот и сегодня Ежик сказал Медвежонку:
– Как все-таки хорошо, что мы друг у друга есть! Медвежонок кивнул.
– Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем.
– А ты где?
– А меня нет.
– Так не бывает, – сказал Медвежонок.
– Я тоже так думаю, – сказал Ежик. – Но вдруг вот – меня совсем нет. Ты один.
Ну что ты будешь делать?
– Пойду к тебе.
– Куда?
– Как – куда? Домой. Приду и скажу: «Ну что ж ты не пришел, Ежик?» А ты скажешь…
– Вот глупый! Что же я скажу, если меня нет?
– Если нет дома, значит, ты пошел ко мне. Прибегу домой. А-а, ты здесь! И начну…
– Что?
– Ругать!
– За что?
– Как за что? За то, что не сделал, как договорились.
– А как договорились?
– Откуда я знаю? Но ты должен быть или у меня, или у себя дома.
– Но меня же совсем нет. Понимаешь?
– Так вот же ты сидишь!
– Это я сейчас сижу, а если меня не будет совсем, где я буду?
– Или у меня, или у себя.
– Это, если я есть.
– Ну, да, – сказал Медвежонок.
– А если меня совсем нет?
– Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
– И на реке нет.
– Тогда ты пошел куда-нибудь и еще не вернулся. Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
– Ты все уже обшарил, – сказал Ежик. – И не нашел.
– Побегу в соседний лес!
– И там нет.
– Переверну все вверх дном, и ты отыщешься!
– Нет меня. Нигде нет.
– Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, – сказал Медвежонок. – И закричу: «Е-е-е-жи-и-и-к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-к!..» Вот.
– Нет, – сказал Ежик. – Меня ни капельки нет. Понимаешь?
– Что ты ко мне пристал? – рассердился Медвежонок. – Если тебя нет, то и меня нет. Понял?
– Нет, ты – есть; а вот меня – нет. Медвежонок замолчал и нахмурился.
– Ну, Медвежонок!.. Медвежонок не ответил.
Он глядел, как месяц, поднявшись высоко над лесом, льет на них с Ежиком свой холодный свет.
Теплым тихим утром посреди зимыТЕПЛЫМ ТИХИМ УТРОМ ПОСРЕДИ ЗИМЫ
«Бывает же – топишь печку, глядишь на огонь и думаешь: вот она какая, большая зима!
И вдруг просыпаешься ночью от непонятного шума. Ветер, думаешь, бушует вьюга, но нет, звук не такой, а далекий какой-то, очень знакомый звук. Что же это?
И засыпаешь снова. А утром выбегаешь на крыльцо – лес в тумане и ни островка снега не видно нигде. Куда же она подевалась, зима?
Тогда сбегаешь с крыльца и видишь… лужу.
Настоящую лужу посреди зимы. И от всех деревьев идет пар. Что же это? А это ночью прошел дождь. Большой, сильный дождь. И смыл снег. И прогнал мороз. И в лесу стало тепло, как бывает только ранней осенью».
Вот как думал Медвежонок тихим теплым утром посреди зимы.
«Что же теперь делать? – думал „Медвежонок. – Топить печку или нет? Щипать на растопку лучинки или не надо? И вообще как это так – опять лето?“
И Медвежонок побежал к Ежику посоветоваться. Ежик ходил вокруг своего дома в глубокой задумчивости.
– Не понимаю, – бормотал Ежик, – как это так – ливень посреди зимы? И тут прибежал Медвежонок.
– Ну что? – еще издали крикнул он.
– Что-что? Печку затопил? – спросил Ежик.
– Нет, – сказал Медвежонок.
– Лучинок нащипал?
– Не-а, – сказал Медвежонок.
– А что же ты делал?
– Думал, – сказал Медвежонок.
– Я тоже.
И они стали ходить вокруг Ежикиного дома и думать вместе.
– Как ты думаешь, – сказал Ежик. – Если прошел дождь и теперь туман, может еще быть мороз?
– Не думаю, – сказал Медвежонок.
– Значит, если мороз быть не может, значит, может быть только тепло.
– Значит, – сказал Медвежонок.
– А чтобы было тепло – должно появиться солнце.
– Должно, – сказал Медвежонок.
– А когда солнышко, хорошо быть на реке.
– Я бы в жизни не догадался, – сказал Медвежонок.
– Тогда давай возьмем и позавтракаем у реки, – предложил Ежик.
– Угу, – сказал Медвежонок.
И они сложили в корзину грибы, мед, чайник, чашки и пошли к реке.
– Куда вы это идете? – спросила Белка.
– К реке, – сказал Ежик. – Завтракать.
– Возьмите меня с собой!
– Айда!
И Белка взяла орешков и чашку и поспешила следом.
– Идем, – сказал Медвежонок.
Выбежал из травы Хомячок.
– А я уж заснул, – сказал он. – А тут – вода! Куда это вы?
– Завтракать, к реке, – сказал Заяц. – Идем с нами!
– У меня еда с собой, – сказал Хомячок и постучал лапой по раздувшемуся мешку за щекой, – только чашки нету, – и пошел следом.
Пришли к реке, развели костер, сели завтракать. Выглянуло солнце. Солнце осветило реку, и тот берег, и завтракающих друзей. Туман растаял.
– Если б не дождь, – щурясь, сказал Хомячок, – так бы и не увиделись до весны.
– Если б не дождь, – сказала Белка, – уж так бы не попрощались.
– Если б не Ежик, – сказал Медвежонок, – никто бы не догадался в такую теплынь позавтракать на реке.
А Ежик, прикрыв глаза, пил чай, слушал тишину, птицу, вдруг тонко и чисто запевшую за рекой, и думал, что, если б не все они, зачем бы понадобилось тепло этому зимнему лесу?
-
-
16.05.2006 в 23:46Сундук со сказками большое спасибо и низкий поклон.