"Кого-то ждёт вокзал, кого-то ждут домой. Её никто не ждёт..." (с)
Мне жутко неудобно просить....
Но мне нужны сказки, типа такие... Чтобы заканчивались вопросом.

Может быть ты знашь..?!
читать дальше

Знаешь, как я тебя люблю?!
читать дальше

Всё это я нашла здесь... Пожалуйста, помогите!!! Очень надо... В замен ничего нет...
Хотя в замен искренне спасибо и вечная память за добрую услугу....

You see and say "Why?", I see and say: "Why not?.."
У Фредерики была мечта: увидеть, как распускаются тюльпаны. Мечта пришла к ней под Новый год, в ту пору, когда все вокруг судорожно придумывали, что же такое загадать пока часы бьют двенадцать. Она думала вместе со всеми, отчего лоб у девушки сделался нахмуренным, а шляпка с кроликами съехала на бок. Мечта открывалась Фредерике с трудом: сначала – это были очертания каких-то слишком больших колокольчиков, шляпки которых смотрели вверх. Потом их стало так много, что пришлось два раза моргнуть, а то пейзаж перед глазами превращался в странное аляпистое пятно. И вдруг всё мигом стало ясно – поля тюльпанов ранней весной, которые вот-вот раскроют свои бутоны и засияют разными цветами ранним утром при свете солнца.
Новый год прошел, и все стали делиться своими мечтами-задумками. Впрочем, некоторые говорили, что не расскажут, боясь сглазить. А других было не остановить – так много они пожелали. Фредерика улыбалась и делилась своей мечтой с остальными. Странно.. Многие почему-то смеялись над тем, о чем говорила девушка. Фредерика подумала было обидеться, но выбросила эти мысли из головы. Пусть смеются! Может быть, от её желания у них жизнь станет длиннее! А спустя несколько дней девушка всерьез взялась за исполнение своих мечтаний. Она гуляла с чужими собаками, вечерами разносила кофе, в кофейне, что была расположена этажом ниже её квартиры, поливала людям цветы. Она бралась за любую работу, которая ей нравилась. Наконец, Фредерика, посчитала деньги, что скопила за недолгие три месяца, вздохнула с облегчением и решила: «Пора!»
По дороге к самолету, когда девушка спустилась, чтобы подождать такси, которое увозило всех желающих в аэропорт, её окликнула молодая женщина, что продавала в магазинчике на углу пересечения двух улиц цветы. Она сказала, что Фредерика ей очень нравится и, что ей бы хотелось, чтобы они вместе были цветочницами их городка.
«Одной так скучно!» - вздохнула молодая женщина и мило улыбнулась девушке. А Фредерика вдруг подумала, что и это – быть цветочницей – тоже её мечта. «Мечты открываются одна за другой! Как будто это коробочка поменьше в большой коробке. Или матрешки!»
Девушка кивнула цветочнице, но предупредила, что придется, подождать, раз она едет смотреть на тюльпаны! И, не дожидаясь ответа, села в такси.
Пять утра и восход солнца. Фредерика стояла посреди тюльпанового поля, а её сердце замирало от волнения. Она ждала такое обыкновенное чудо и радовалась о том, что мечты сбываются.

13:35

Всем любви
Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди, будто целая жизнь за плечами и всего полчаса впереди.
Привет всем. Извиняюсь что вот так резко: только что обо мне узнали, а я уже с просьбами лезу... Но! Я понимаю что тут куча творческих людей и мне срочно нужна ваша помощь. В конце мая мне надо сдать творческую работу на тему "Идеалы и антиидеалы в жизни и искусстве". Это мне необходимо чтоб получить диплом. Кое-какие наработки у меня есть, но этого мало. Посему прошу написать что для вас идеал, а что антиидеал (формулировка+пример из жизни и искусства), или другие размышления на данную тему. Пишите в комменты или личным сообщением. Постараюсь потом по возможности отблагодарить.

Cамое страшное не то, что мы теперь взрослые, а то, что теперь взрослые – это мы.
- Мама! Ты мне сказку обещала! – канючил ребенок перед сном.
Мать вздохнула и присела на краешек его кровати.
- Ну хорошо, я расскажу тебе о последнем драконе.
- Последнем? – малыш подпрыгнул от нетерпения, но мама сказала: «т-ш-шш».
- Это грустная сказка, лежи тихонько и слушай.



Далеко-далеко за морем жил-был Дракон. Он не помнил своих родителей, никогда не встречал других драконов и потому был всегда очень грустным. Когда он стал совсем взрослым, то решил отыскать хоть каких-то своих родных. Он бывал в разных городах и селах, но нигде не слышали ни про одного дракона. Правда, обычно люди пугались и не хотели с ним говорить, но все-таки Дракон понимал, что им никогда не встречался никто, похожий на него. Однажды мальчик из сельской школы посоветовал ему сходить в зоопарк. Вдруг там отыщутся его родные?
В зоопарк Дракон предусмотрительно прилетел ночью. Большинство зверей спало, и он с удивлением рассматривал львов и тигров, но нигде даже близко не было крылатых и чешуйчатых. Вдруг он заметил в темноте длинное тело, похожее на...
- Простите, - шепотом заговорил Дракон, - вы случайно не мой родственник?
Огромный Питон поднял голову и несколько секнд тряс ей, чтоб проснуться.
- Честное слово, ты же Дракон! – вдруг радостно воскликнул он. – Никогда не встречал живого дракона.
Ночной гость повесил голову. Не было смысла искать дальше, Питон наверняка знал бы, если б драконы водились в зоопарке. Не попрощавшись, он поплелся к выходу, и тут до него донеслось:
- Постой!
Обернувший, Дракон увидел, как Питон раскачивался на хвосте, что было признаком глубокого раздумья.
- Когда-то мой дедушка рассказывал мне, что за Синими горами водились драконы. Попробуй слетать туда, - посоветовал змей.
Дракон расцвел и начал благодарить, но Питон только отмахнулся.
- Удачи! – пожелал он на прощанье.
Много дней занял полет к Синим горам, а на перевале Дракон чуть не замерз. Простуженный, без капли пламени во рту добрался он до селения у подножья гор. Дети сразу сбежались смотреть на диво, выдыхавшее едкий дым и волочившее по земле крылья.
- Дети! – прошептал уставший Дракон, - подскажите мне, где мой род!
Но дети не знали, только один из мальчишек постарше указал ему на дремучий лес за селением.
- Говорят, оттуда прилетали крылатые змеи.
Лес был дремучим и непроходимым, в нем жили гигантские летучие мыши и орлы, но никто никогда не слыхал о Драконах. Видно, они жили только в сказаниях старух. А одна мудрая Сова посоветовала путнику:
- Боюсь, ты никогда не найдешь своих родных. Ищи лучше друзей, не будешь так одинок.
Дракон послушал ее совета, и, зная, что ему не под силу вновь перелететь Синие горы, вернулся к селению. Взрослые вначале гоняли его вилами и факелами, но, привыкнув, оставили в покое. Дракон помогал чем мог по хозяйству, катал на спине детей и рассказывал по вечерам прекрасные сказки. И только глубокой ночью он укладывал голову на лапы, смотрел на Луну и плакал, потому что был последним драконом в мире. И тогда к нему приходил маленький мальчик, единственный, кто понимал, как грустно и одиноко Дракону.
- Знаешь, мои мама и папа тоже ушли и оставили меня, - рассказал мальчик. – но теперь у меня есть ты, а у тебя я.
Так они и дружили, пока мальчик не вырос и не отправился путешествовать, а Дракон улетел в неведомые края, чтоб последним уйти туда, откуда приходил в мир его род.

читать дальше

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 6.
Ворон.
(Глава повествует о нежданном госте.)
Мари медленно шла по замку, бездумно проходя галереи, поднимаясь и спускаясь по лестницам, сворачивая в темные коридоры и выходя в светлые залы. Странные слова, написание матерью так и вертелись в ее голове, она перекладывала их на разный манер, но так и не находила ответов на вопросы, взрывами мельтешащие в ее голове.
Лютеция была женщиной кроткой, хотя и высоко образованной. Она никогда не встревала в мужские дела, не перечила ни своему отцу, ни мужу, и никак не могла заключить с кем-то договор. Тем более так, чтобы об этом не знал отец.
Мари брела по переходам, не замечая, как мимо проплывают каменные изваяния, выцветшие гобелены, железные рыцари, редкое оружие. Так ноги сами донесли ее из Северной башни к ее комнате. Девушка толкнула тяжелые окованные железом двери и вошла в свои покои. Приятный полумрак помещения ласково принял Мари и успокоил мечущиеся в голове мысли.
Девушка прошлась по комнате, машинально взяла с письменного стола потрепанный томик сказок и легла на широкую постель со столбиками. Она открыла первую попавшуюся страницу и углубилась в чтение до боли знакомых строк, с пометками маминой рукой. Мари уже наизусть знала трактовки мамы: «Гномы – подземный народ, живущий в северной части королевства. Низкорослы. Необычайно сильны. Отменные рудокопы и кузнецы. Не общительны. Состоят в родстве с эльфами своими главными врагами» или «Торин – царь гномов. Единственный из гномов, вступающий в контакт с людьми. Алчен. Хитер.» А дальше множество символов на неизвестном Мари языке, которые она зрительно помнила, но не знала, ни как их читать, ни к какому языку они принадлежат, ни для чего они нужны были ее матери.
Мари перелистывала страницы, не вглядываясь в точеный подчерк мамы. Она столько ночей провела, изучая каждую загогулину, каждую зарисовку, сожгла столько свечей, что сейчас в полумраке, в котором ничего нельзя прочесть, листала книжечку только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
Низко ползущие тучи за окном разразились мелким дождем. Капли мерно ударялись о слюду в окнах, заполняя комнату убаюкивающими звуками. Резкий холодный порыв ветра распахнул неплотно закрытые двери балкона, ворвался в комнату, высоко подняв бордовые шторы и балдахины над кроватью, и разметал кипу листов, лежавших на столе. Зябко поведя плечами, Мари села, оторвав взгляд от книжечки. Подниматься и закрывать двери не хотелось, но оставлять все как есть было очень холодно. После минутного раздумья девушка поднялась, подошла к створчатым дверям и, не удержавшись, вышла на балкон. Погода на улице испортилась окончательно. Не было даже намека на то, что утро было теплым и солнечным. Холодный ветер проносил по опустевшему двору желтые сморщенные листья, хлопал высоко поднятыми знаменами и, играя с каплями дождя, бросал их в стены и окна каменных построек. Срывающиеся с небес капли замельтешили все быстрее, мелкий моросящий дождь грозил превратиться в настоящую бурю. Бурунчики в лужах взлетали все выше и выше, а лужи все разрастались.
Одинокие капли, заносимые ветром на балкон, падали на лицо и одежду Мари, каменный пол, расписные горшки с цветами и витиеватые перила. Девушка подставила щеки дождю, вода приятно охладила разгоряченное лицо, а за одно и мысли. Становилось все холоднее, и наслаждаться прохладой было уже сложно. Мари зябко повела плечами и уже направилась обратно в комнату, когда на периллу опустился огромный черный ворон. Он был насквозь промокшим, вода стекала по нему и собиралась на полу в большую лужицу.
– Промок? – ласково спросила Мари. Ворон повернул голову, укоризненно посмотрел на нее блестящим глазом и противно каркнул.
– Пойдем со мной, – все так же ласково поманила девушка за собой птицу. Она была уверена, что, когда она протянет к нему руку, ворон улетит. Птицы никогда не подлетали к ней близко, они больше любили ее сестру. Но ворон сидел спокойно, попеременно глядя на девушку то одним, то другим глазом. Мари уже почти удалось коснуться его черных перьев на крыле, когда ворон неожиданно ожил, встрепенулся и протяжно каркнул. Девушка вздрогнула и одернула руку, ей очень не хотелось, чтобы ворон улетал. С ним пропадало ощущение одиночества, а ворон тем временем спрыгнул с перил, покрутил головой и важно зашагал в комнату, словно проделывал подобный путь каждый день. Мари изумленно вскинула тонкие дугообразные брови, ворон обернулся и требовательно посмотрел на девушку, словно приглашая ее войти, она пожала плечами и пошла за птицей, любуясь синими бликами на его черных перьях.
Ворон торжественно вошел в комнату, прошествовал мимо письменного стола, шкафа и стульев, подошел к кровати и, легко взмахнув крыльями, взлетел на столбики, замочив красный балдахин водой с перьев.
Девушка улыбнулась ему и, взяв с прикроватного столика лесной орех, медленно протянула на вытянутой руке так, чтобы не спугнуть. Ворон посмотрел на нее одним глазом за тем другим и демонстративно отвернулся. Мари хмыкнула, положила орех за щеку и улеглась на кровать, краем глаза наблюдая за птицей. Ворон приподнял крыло, почесал клювом бок, встрепенулся по-собачьи, оросив комнату многочисленными брызгами, и, мерно раскачиваясь, задремал. Девушка рассматривала птицу, с душевным трепетом ловя каждое движение, и непонятно почему ожидая от него чего-то необычного. Однако ворон не собирался делать что-то необычное, он раскачивался на перекладине и дремал, слегка посапывая.
Вскоре Мари надоело наблюдать за неподвижной птицей, и она потянулась за книжечкой, но ворон ее опередил. Он резко спикировал на сказки и, сверкнув глазами, ударил крепким клювом по обложке. Книжечка подпрыгнула и открылась, ворон придирчиво всмотрелся в страницу, но, похоже, остался удовлетворен содержимым, потому что глаза его игриво заблестели, и он попрыгал к столику, где на серебряном подносе лежали фрукты и орехи. Мари аккуратно взяла книжечку и прочитала страницу. Это была грустная сказка о красавице-принцессе, которая заключила сделку с Князем Подземного Царства, чтобы спасти своего любимого, и поплатилась за поспешность жизнью.
Мари разочарованно посмотрела на ворона, но тот был слишком увлечен поеданием яблока, чтобы заметить ее досаду.
– Глупо было думать, что птица может быть вестником Бога. Тем более такая птица, как ты, – произнесла она, откладывая книжечку. Ворон оставил яблоко, обижено посмотрел на девушку и каркнул, словно отвечая на обидное высказывание.
– Там даже нет маминых подписей, – оправдываясь, сказала Мари, поднимая и открывая книжку. Ворон каркнул протяжней, его голос напомнил девушке брань няни-гувернантки, ругавшей ее за упрямство и глупые вопросы. Девушка робко посмотрела на своего «наставника» из-под густых ресниц и вновь опустила взгляд на страницу, внимательно всматриваясь в каждую букву. На мгновения ей показалось, что в имени Князя Подземного Царства есть что-то знакомое. Она подскочила с кровати, зажгла все светильники и в необычайно ярком свете для ее комнаты рассмотрела знакомый колючий завиток, выведенный маминой рукой прямо под именем Волег. Мари изумленно посмотрела на ворона, птица загадочно блеснула глазами и вылетела в окно.


@темы: сказка для Ларуны

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 5.
Тайник.
(Глава повествует о тайнике Лиз и его содержимом.)
Подхватив подолы, Мари бросилась бежать по темным коридорам, освещенным редкими факелами. Девушка голубкой вспорхнула по винтовой лестнице, пересекла галерею железных истуканов и вступила в темное, холодное помещение на самом верху Северной башни. Леденящий душу ветер порывами проносился между стенами, врываясь в не застекленные окна-бойницы. Весной и осенью сестра приносила сюда хлеб и пшено для перелетных птиц, а заодно прятала от отца письма, присланные ей Вильгельмом.
Мари поежилась, подошла к неприметной каменой кладке и с легкостью вынула плиту из стены. За заветным камнем оказался целый ворох пожелтевшего пергамента, исписанного вычурным замысловатым подчерком жениха старшей сестры. Собрав все листки, девушка села на холодный каменный пол, устланный соломой и не съеденными птицами крошками. Откладывая лист за листом, она разложила вокруг себя три стопки. Одна стопка вышла огромной и совершенно не занимательной для Мари – это были любовные послания от Вильгельма к Элизабет, которые она знала, не читая. Элизабет пересказывала ей каждое послание миллионы раз до тех пор, пока не приходило следующее и история не повторялась. Вторая сопка представляла собой менее объемистые записи Элизабет, в которых бедняжка Лиз высказывала все свои переживания. Мари было любопытно, на что же могла жаловаться ее кроткая и смиренная сестра. Но третья самая маленькая стопка приковывала все ее внимание. На старых потрескавшихся листах змейкой вился замысловатый подчерк матери. Кое-где торопливый и неразборчивый, кое-где ровный и мерный, но всегда такой любимый и родной.
С дрожью в руках Мари взяла в руки первый листок и углубилась в почтение писаний, которые так долго были скрыты от нее.
«… видела во сне свою матушку, – гласила надпись на листе. – Она говорила, что скоро у меня родится вторая дочь и назвать ее следует Мари. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было, если бы хоть кто-то был против подобного исхода. Но Риккардо не так давно сам предлагал мне подобное. Может быть, у меня развивается мания, но мне кажется все это из-за…»
Запись обрывалась также неожиданно, как и начиналась. Мари бросило в дрожь, не было сомнений это записка выпала из дневника матери. Трясущимися руками девушка подняла второй листок и углубилась в почтение.
«… Мари подрастает очень быстро, быстрее, чем подойдет исход моего договора. Возможно, я еще успею передать ей свои знания. Риккардо до сих пор не может нарадоваться на наших дочерей, и я до сих пор не смею сказать ему…»
Мари отбросила листок и схватила следующий, в надежде найти продолжение, но ее постигло глубокое разочарование. На листке ровными линиями был вычерчен какой-то странный завиток, поперек которого были выведены какие-то непонятные символы и значки. Разочарованная девушка собрала листы, не нужные письма Вильгельма и записи Элизабет она спрятала обратно под заветный камень и, забрав записки матери, покинула Северную башню.

@темы: сказка для Ларуны

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 4.
Сестра.
(Глава повествует о сестре Мари – Элизабет – и нежданных откровениях.)
Быстрыми шагами Мари мчалась по темным коридорам, длинные юбки громко шуршали, отзываясь на каждый шаг. Оставив отца, она сразу направилась в комнату сестры. И вот пройдя половину замка, девушка стояла перед высокими дверьми, окованными черным железом. Собравшись с силами и мыслями, Мари вошла в комнату, заполненную шорохами.
Огромная спальня освещалась только тусклым светом, проходящим сквозь зарешеченные окна. Находящаяся в самой солнечной части замка и всегда ярко освещенная, комната сейчас напоминала огромный склеп, в центре которого на возвышении покоится гроб, выполненный в виде кровати со столбиками, окруженный многочисленной скорбящей толпой. Мари мотнула головой, растрепав свои ореховые волосы, и, прогнав жуткое видение, посмотрела на помещение, где возле постели столпились многочисленные лекари. Робко пройдя между учеными мужами, девушка подступила к кровати больной.
Элизабет невидяще смотрела в потолок мутными голубыми глазами, лицо ее было необычайно белым и нисколько не выделялось на фоне белоснежного белья. Руки ее покоились на груди, вздымаемой едва заметным дыханием, от чего Мари второй раз посетило видение о фамильном склепе.
– Лиз, – прошептала девушка, но ее голосок потонул в шепоте лекарей, бурно обсуждавших между собой методы лечения.
– Лиз, – повторила она чуть громче, однако сестра по-прежнему ее не слышала. Буря негодования накрыла Мари с головой, и, обернувшись к ученым мужам, она закричала:
– Убирайтесь от сюда!
Разговоры притихли, все взгляды были прикованы к девушке. Однако Мари ничуть не смутилась, возможно, в другое время она бы подумала прежде, чем кричать на уважаемых и чтимых мужчин, но сейчас она была слишком зла. Зла за бесполезную болтовню. Зла за то, что никто даже не пытается помочь ее сестре. Зла на то, что никто так и не помог ее матери. Злость пересилила способность здраво мыслить, и поэтому Мари было абсолютно все равно на все уроки манер и возможное наказание отца.
– Пошли прочь, бездельники! – срывая голос, закричала девушка и, схватив одного лекаря за рукав, подтолкнула к двери. Нависшая было, тишина разразилась гулом недовольных голосов, мужчины на разный манер обвиняли Мари и ее отца в плохом воспитании и медленно покидали комнату, не смея перечить разгневанной девушке, в страхе прогневать ее отца.
Когда помещение опустело, Мари вновь подступила к постели Элизабет и заглянула ей в лицо. Лиз слабо улыбнулась, узнав сестру, и сделала едва уловимое движение пальцами, прося придвинуться. Мари покорно села на край кровати и склонилась к самому лицу больной.
– Я так рада тебя видеть, – прошептала Элизабет. Голос ее был хриплый и прерывистый, в нем с трудом можно было узнать серебристый переливистый голосок старшей сестры.
– Я не могла не прийти, – так же тихо произнесла Мари, стараясь подавить подступивший к горлу комок. – Они бы уж точно замучили тебя до смерти…
Лиз улыбнулась шире, теперь она была больше похожа на саму себя, но мимолетное веселье длилось не долго. Тень улыбки соскользнула с лица девушки, и на ее место пришла смертельная тоска.
– Ты же знаешь, я в любом случае скоро умру… – горько сказала Элизабет. – Я все слышала, пока лекари думали, что я сплю. Они не знают, что со мной и, как мама, я совсем скоро умру…
– Не правда! Ты не умрешь, – сорвалось с припухлых губ Мари, хотя она и сама понимала, что это не так.
– Нет средства от моей болезни. И отец это знает, поэтому не появляется здесь, – горькие мысли прорвались наружу скупыми слезами, на большее Лиз была не способна. Глядя на слезы сестры, расплакалась и Мари. Она вновь ощутила себя маленькой девочкой стоящей в склепе и умоляющей маму проснуться. Ведь в тот день именно Элизабет зашла в склеп, именно она объяснила, что мамы больше нет, и именно она поклялась никогда не покидать младшую сестру. А теперь она умирает, и Мари сидит у ее кровати, как когда-то давно Лиз сидела у кровати мамы, и шепчет бесполезные успокаивающие слова.
– Мама перед смертью просила заботиться о тебе, – после затянувшегося молчания сказала Элизабет, видимо она думала о том же, что и Мари. – Надеюсь, мне удалось исполнить ее просьбу?..
– Да, – пылко зашептала Мари, целуя холодные руки Лиз. – Ты лучшая сестра.
– Хоть одну просьбу я выполнила, – со вздохом отозвалась она.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Мари. Сестра впервые заговорила об их последнем разговоре с матерью, даже с отцом она не говорила на тему того, что просила на смертном одре Лютеция. Во всем виде Элизабет ясно читалось, что она сожалеет о заведенном разговоре, но, зная упрямство сестры, она решила заранее сдаться и ответила:
– Перед смертью мама просила меня о двух вещах: заботиться о тебе и сжечь ее дневник…
– Ты столько лет хранила мамины записи и не дала мне посмотреть на них?! – взорвалась Мари. – Я рылась в библиотеке, выискивая хоть какие-то пометки, записанные рукой мамы, а ты все это время зачитывалась ее дневником?!
– Мари, это не так, – слабо оправдывалась Лиз. Тонкие струйки слез прокатились по ее щекам, намочив подушку. – Я обещала маме, не читая, уничтожить ее записи, но не смогла. Мне было жаль воспоминаний. Но я не открывала дневник. Он был спрятан в моем тайнике. До сегодняшнего утра…
Мари немного успокоилась, ей стало стыдно, что она заставляет больную сестру оправдываться и плакать.
– Где он?
– Его больше нет, – захлебываясь рыданиями, захрипела Лиз.
– Как нет? Где он?
– Ты мне, наверное, не поверишь, но я говорю правду.… Сегодня утром я получила письмо от Вильгельма. Он писал, что скоро прибудет к нам и попросит у отца моей руки. Я открыла тайник, чтобы спрятать это письмо со всеми остальными…. И мамин дневник…. Он упал на пол и открылся, я не удержалась и прочла первые строки. Они увлекли меня, и я читала, читала, читала до тех пор, пока не дошла до странных записей…. – Лиз зашлась удушливым кашлем. Она не могла выговорить больше ни слова, только глухо сипела и кашляла. Мари подала ей стакан воды, но и это не помогло. Сделав глоток, Элизабет зашлась очередным порывом и чуть не захлебнулась.
– Где дневник? – ласково спросила Мари, решив оставить сестру в покое и все прочитать самой.
– Исчез, – пробурчала Лиз, сквозь удушливый кашель. Сердце Мари сжалось, она видела, как сестре становиться все хуже и хуже. Кашель разрывал горло сестры, она не могла вздохнуть, захлебывалась и хрипела.
– Лекаря, – закричала Мари. В комнату словно ворвался жужжащий пчелиный рой. Мужчины разных возрастов заполнили все помещение, поочередно подходили к кровати, выносили каждый свой диагноз и поили Лиз различными отварами и настоями, мазали бальзамами и притираниями.
Мари потеснили от кровати, и ей не оставалось ничего другого кроме, как тенью выскользнуть из покоев сестры.


@темы: сказка для Ларуны

13:26

Всем любви
ЯНТАРНАЯ СКАЗКА
Эдуардас Межелайтис (поэт, лауреат Ленинской премии)


Старая, пожелтевшая ученическая тетрадь. Читаю написанные еще не установившимся, полудетским почерком строки: "...Вошла в класс фея — невысокая, хрупкая, задумчивая, с печальною улыбкой на устах... Такими, верно, и бывают добрые волшебницы туманных литовских приречий. Смотрят на нас глубокие,
прозрачные очи цвета темного янтаря, омытого и отшлифованного морской волной. И нежный овал лица ее, освещенного солнцем, и пряди волос, казалось, тоже отлиты из янтаря. И прекрасные ее руки, державшие в тонких, точеных пальцах классный журнал, словно янтарные, просвечивали на солнце... И даже переливающееся зеленоватыми тонами моря простенькое ее клетчатое платье, на которое падали солнечные блики, было похоже на янтарную инкрустацию. Нет. нет! Это не речная фея — это морская богиня Юрате, владычица седой Балтики! К нам на урок явилась литовская Афродита. увлекшая когда-то в свой подводный янтарный дворец несчастного рыбака Каститиса.
Но вот заговорила новая учительница, и почудилось, что не слова, а мелкие янтарики срываются с ее губ. И в классе вдруг стало светлее... Тихо-тихо кругом, и слышится только чуть приглушенный, иа нежные звоны серебристых струн арфы похожий, печальный, трогательный голос владычицы сказочной янтарной страны: "Садитесь, янтарьки! Я буду учить вас. Имя мое — Саломея Нерис. Начнем урок... Я расскажу вам сказку..."
Она приоткрыла ворота своего янтарного замка и впустила нас в Сказку... Я был счастлив, что бесконечна эта сказка, что будет она, казалось мне, подлиннее жизни. Блуждал я по ее нескончаемым анфиладам, и вели меня вперед, звучали вокруг янтарные фразы моей учительницы... И долго длилось это счастье...
...И вот я снова встретил ее, читаю в своих дневниках военной поры. Стонет истязаемая земля... Сурово грохочет угрюмое небо монотонными громами орудия... Передний край. Там, совсем близко, — враги, а тут хрупкая, слабая женщина читает солдатам свои стихи. А потом я читаю — свои... И долго бродим мы по искалеченному снарядами березняку и говорим, говорим... Учительница спросила меня, давно ли пишу я стихи. Я покраснел. Неловко как-то признаться, что еще иа школьной скамье начал я марать бумагу... "Так давно пишешь,—скажет она.—и еще ничего путного не сделал..."
Скрывая свою неуверенность, я попытался увести в сторону наш разговор, спросил, не помнит ли она, как однажды на уроке бранила меня за какие-то проделки. "Бранила? Не помню". И я напомнил... Как же смеялась моя учительница...
— Так это ты рисовал на доске карикатуры на своих врагов? Помню еще, как, пряча книгу под картой, читал ты на уроках стихи... И сам уже сочинял их?
Я кивнул, не смея поднять глаза.
— Жаль, что я не успела тогда наказать тебя! Но это не поздно сделать и сейчас...
И, не обращая внимания на мое смущение, великая литовская поэтесса распорядилась: "Как только вернемся с фронта, ты немедленно принесешь мне все свои стихи. Пора издать первую книжку!"
О, это было суровое наказание: сочинять стихи не так уж трудно, но отдать их на чужой суд — господи, как это страшно! И все-таки в один из трудных военных дней постучался я в дверь ее комнаты...
Первое, что услышал я за дверью, был веселый детский голосок. Кричал и смеялся маленький сын Саломеи — Баланделис, как называла она его. Ба-ланделис по-русски значит — Голубок... Бедная пичуга, подумал я, нелегко голубю в военную годину... Но весело и беззаботно ворковал Баланделис под материнским крылом... И как же обрадовался он нескладному худому солдату. когда вошел я в комнату... Сделал вокруг меня несколько витков и преспокойно уселся на мои колени... Из пластилина лепили мы вместе маленьких человечков и уже вдвоем весело кричали и смеялись, совсем забыв, что мы не в лесу и не одни. А Сказка моего отрочества смотрела на нас яркими янтарными глазами и улыбалась ласковой материнской улыбкой... Гордость моего народа, литовский соловей, любимая моя учительница, друг и советчик... Нежной и светлой была ее улыбка, как ясный солнечный закат на родной Балтике...
...И вот нет больше нашего соловья... Нет больше учительницы... Трудно, бесконечно трудно было прощаться с ней... Каунас. -Улица Донелайтиса. Словно выстроившись для траурного шествия, стояли два ряда могучих каштанов, держа в зеленых подсвечниках ветвей горящие свечи белых цветов. Здание библиотеки утопало в цветах и в море печальных, торжественных, героических и разрывающих сердце мелодий... Шопен, Бах, Бетховен, Григ...
...Прощание окончено. Янтарный челн с бесценным грузом должен отплыть в вечность... И тут вдруг потемнело небо, раскачивая ветви, прокатился над городом порыв ураганного ветра.
Гроза родила поэтессу, которой суждено было сложить гимн стихийной силе бури... Миновала буря, и угасла, как свеча, поэтесса, отдав борьбе и свету все свои душевные силы... В час прощания, в час расставания над взлелеянным ею в поэтических снах "белым городом" собрались все стихийные силы природы — громами и молниями отдать ей траурный салют. Так на фронте провожали в последний путь погибшего героя... Встала в почетном карауле над городом гроза, подавила рыдание, простилась с покойной и, расправив черные свои крылья, полетела дальше — вестницей трагической печали... И тогда звонче затрепетали протянутые к земле струны солнечных лучей, розовым засияла черепица крыщ... Таяли свечи каштанов — падали на землю звонкие капли. И в душе моей на короткий миг зазвучали стихи Саломеи — другие стихи, не грозовые, не буревые, а солнечные, ясные, прозрачные, исполненные женственности и покоя...
...Похоронили... Предали земле... Вернулся я на свою улицу Кранто, в пустой теперь родительский дом, заперся там и действительно остался один-оди-нешенек... В былые годы здесь, в этой вот светелке, готовил я заданные мне Саломеей уроки, здесь зачитывался ее стихами... В маленькое окошко заглядывали ветви березы, а я читал, пел, пил ее строки и не мог утолить жажды... Некогда здесь же и сам я начал облекать свои незрелые мысли, сердечную боль и предчувствия в рифмованные строки...
Долго, горько плакал я в ту ночь, как, верно, никогда не плакал за всю предыдущую жизнь...

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 3.
Замок.
В замке жил и властвовал владетельный сеньор, хозяин многих земель и в том числе этой, господин Риккардо де Миннотти, но для Мари он был просто суровый и грозный отец, которого она должна была беспрекословно слушаться. И в этот день, как во многие другие, по приказу отца она спешила к себе в комнату, где ее уже ждала толстая няня-гувернантка, которая вновь и вновь до темноты будет вбивать в своевольную голову Мари золотые истины манерного поведения истинной леди и примерной жены. И только когда пойдет дождь и няня убежит помогать подругам на кухне, она сможет остаться одна и подумать о чем-то важном для нее.
Тяжелая тень опустилась на бледное лицо девушки, когда она вступила в ворота замка, но спустя пару десятков шагов в кромешной темноте она отчетливо через проем увидела внутренний двор замка. Там так же, как в городе, оживленно двигались люди, но они вели себя совершенно не так, как горожане. Не было слышно беззаботной болтовни, лишь только крики командиров да сухие переговоры солдат. Не было видно свободного люда, не занятого делом и прогуливавшегося просто так, потому что захотелось пройтись и поглазеть на других людей. Все куда-то спешили, работа кипела, не переставая. От кузни доносились тяжелые мерные удары молота, а по всему двору разносился удушливый запах дыма и гари. К нему примешивались запахи, доносящиеся с кухни и домика бондаря.
Мари робко вступила на просторный двор замка. Тусклый свет Солнца, проходящий сквозь плотные тучи, приятно приободрил ее после страшного темного тоннеля, и она отправилась к самому замку. Солдаты сновали мимо нее, как муравьи, и, совершенно также, не обращали никакого внимания. Они деловито таскали бревна к бондарю и бочки – от него, железные слитки – к кузнецу и от него – мечи, доспехи, подковы. Девушка мышью проскользнула мимо распахнутых ворот кузни, успев заметить огромного звероватого мужчину в кожаном переднике и с молотом в сильных руках, и вошла в сам замок.
Холодные каменные стены обступили ее со всех сторон, сдавив душу, как тиски. Мари сразу стало холодно и очень грустно. Опять она вернулась в мир, где она – покорная дочь сурового отца, не имеющая своего мнения и беспрекословно выполняющая любую волю отца. И в свои прекрасные мечты она вернется только завтра утром, когда откроют ворота, и она сбежит из замка в свой любимый сказочный лес, где она – сильная и всемогущая героиня волшебной сказки.
– Мари, – услышала девушка за спиной голос, стоило лишь ступить на первую каменную ступеньку. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. В темном коридоре, кутаясь в пуховую шаль, стояла полная женщина с круглым лицом и румяными щеками. Ее живые черные глаза влажно блестели в тусклом свете факелов.
– Да, Маргарет, – склонилась в заученном поклоне Мари.
– Вас ждет хозяин, – с необычайной кротостью и церемониальностью объявила гувернантка и, повернувшись, пошла по коридору. Девушка двинулась следом за ней, мысленно перебирая, из-за чего на этот раз сердится отец.
Гувернантка привела девушку на второй поверх, подтолкнула к распахнутой двери в библиотеку и поспешно скрылась в темноте переходов. Мари робко шагнула в просторную комнату, ярко освещенную большим количеством факелов. Вдоль округлых стен покоились огромные стеллажи со старинными фолиантами, рукописями на пергаменте и папирусе, которые отец привез из очередного похода, и каменными таблицами, испещренными странными письменами. Когда Мари была маленькой, и ей не надо было изучать манеры поведения, она часто пропадала в самых темных углах библиотеки, выискивая книги с витиеватой подписью ее матери. Отец не одобрял ее увлечение, но потакал рвению дочери узнать хоть что-то о своей матери. Сам он не любил это место, и если бы его покойная жена – сеньора Лютеция де Миннотти – не провела здесь большую часть своей жизни, он давно бы сжег все книги, а в комнате устроил бы оружейную.
Сейчас же Риккардо де Миннотти восседал в кресле из красного дерева с высокой резной спинкой. Перед ним на большом столе с массивными ножками покоился какой-то свиток с золоченой печатью. Он сутулился так, будто каждое слово, написанное на нем, тяжким грузом ложилось на его сердце и душу. Кожа на его лице пожелтела и натянулась, обтянув острые скулы. Он даже не заметил, что Мари вошла в библиотеку, потревожив его уединение. Девушка приблизилась к отцу, склонила голову в изящном поклоне и сразу защебетала, стремясь себя оправдать:
– Папа, я больше не буду совать свой нос в дела кузнеца… Просто мне показалось, что он зря транжирит наши… ваши средства…
– Мари! – зычно оборвал ее лепет отец. Он оторвал взгляд от пожелтевшего пергамента, исписанного мелкими значками. – Что за манеры?!
Девушка потупила взгляд и слегка покраснела, сеньор де Миннотти прожигал ее тяжелым взглядом своих темных глаз. Мари робко посмотрела на отца и с изумлением поняла, что он совсем не сердится на нее за своевольное вмешательство в мужские дела.
– Мари. Девочка моя, – неожиданно ласково заговорил сеньор Риккардо. Девушка видела, как слезы подступили к суровым глазам, а голос дрогнул. – Элизабет… больна.
Ужас и удивление сковали сердце Мари. Сестра всегда была любимицей отца, а для Мари она заменила маму. Внешне она необычайно походила на Лютецию, а внутренний ее мир являл светскому обществу эталон кротости и прилежности. К тому же она обладала отменным здоровьем, и этим утром, когда помогала Мари сбежать незамеченной в лес, была абсолютно здорова. Девушка не могла себе представить, какую боль испытывал отец, теряя дочь так же внезапно, как жену, а Мари была глубоко убеждена, что сестру постигло то же несчастье, что и матушку.
Тогда был такой же пасмурный день – девушка помнила его смутно, она была совсем маленькой. Болезнь поглотила Лютецию неожиданно. Недавно еще красивая и веселая женщина с живыми голубыми глазами и копной русых волос лежала в постели, похожая на скелет, и не могла ни пошевелиться, ни говорить, ни есть, ни пить. Лекари бились у ее постели несколько недель, но пациентка испустила последний вздох с первыми лучами Солнца, выглянувшими из-за туч после затяжных дождей.
– Но, может быть… – робко начала утешать отца Мари. – Лекари…
– Твою матушку они не спасли… – зарычал отец, отводя взгляд.
– Это было семь лет назад, они должны были уже найти ответы, – упрямствовала девушка, однако никто ее уже не слушал, взгляд отца вновь был прикован к свитку. Девушка поняла, что, если она вмешается в горестные мысли отца – наказания ей не избежать, подхватила многочисленные черные подолы и удалилась из библиотеки, оставив Риккардо наедине с самим собой.



@темы: сказка для Ларуны

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 2.
Рынок.
Серые свинцовые тучи низко текли прямо над городом, что раскинулся на холмах возле замка, грозя обернуться проливным дождем. Однако в замке и городе подле него продолжала кипеть жизнь. Люди сновали взад и вперед по узким улочкам, спеша по своим делам, но самым оживленным местом являлся рынок. Он представлял собой особую гордость этого городка и, как обычно, был переполнен многочисленным людом, продающим и покупающим самый разнообразный товар. На этом рынке можно было встретить купцов из самых дальних северных земель, не принадлежащих королевству. Это были очень высокие светловолосые люди с необычайно суровыми лицами. Эти звероподобные великаны, облаченные в меховые плащи, достойные любого короля и скрывавшие кожаный доспех, обладали проницательными голубыми глазами. Такими ясными и чистыми, что Мари казалось, будто они ангелы, верные помощники архангела Габриеля, спустившиеся с небес, чтобы покарать грешников. Мари очень нравилось проходить мимо их лотков, разглядывая удивительное оружие и дорогие меха, которыми они торговали. Ей грезилось в эти минуты, что она непобедимая северная воительница, облаченная в серебряный доспех и отменный голубой мех, скачет на белом жеребце с золотистой гривой во главе несметной армии северных воинов.
Но лотки северных купцов заканчивались и начинались не менее интересные шатры восточных торговцев, откуда пахло знойным палящем Солнцем и соленым морем, пряными травами и душистыми винами. Оттуда доносились звонкий переливчатый, как серебряный колокольчик, женский смех, мелодичная игра на неизвестных Мари инструментах и песни, странные, гортанные, на непонятном языке, их исполняли мужчины зычными грубыми голосами, от которых по белой коже девушки пробегали мурашки. А иногда из шатров выходили высокие и статные мужчины, облаченные в дорогие шелковые и бархатные наряды. Их обнаженные мускулистые руки были покрыты золотистым загаром, а смуглые лица с живыми черными глазами несли на себе отпечаток сильных морских ветров. О, как же Мари мечтала отправиться с ними в морское приключение, увидеть грозный и бушующий океан, схватиться в бою с ужасными подводными чудовищами и с победой вернуться домой…
Так, мечтая и кружа между удивительными торговцами, девушка продвигалась к замку, который страшнее грозовой тучи возвышался над городом и рынком, зияя открытыми воротами, словно пастью Левиафана, поглощающего грешников и обрекающего их на вечные мучения в его чреве. Мари уже была готова вступить в этот раскрытый зев, когда за руку ее схватила пожилая женщина. Она не была еще старухой, но жуткий оборванный наряд заставлял думать совсем по-иному. Женщина тянула девушку за рукав черного платья и жалобно заглядывала в глаза. Денег у Мари не было, но ей стало так жаль попрошайку, что она сняла с руки золотой перстень и протянула его женщине.
– Спасибо, милая. По нему я тебя узнаю, – сказала та, улыбнувшись, и пропала, не взяв дар, словно не было ее вовсе. Девушка изумленно осмотрелась по сторонам но, не найдя никого похожего на нищенку, направилась в замок.



@темы: сказка для Ларуны

Просить пощады для палача у жертвы - типичная женская логика (С).
Глава 1.
Мари.
Стоял погожий осенний денек. Солнце только поднялось над горизонтом и согревало лес своими лучами. Птички выводили свои мелодичные трели, греясь в последних теплых лучах. Мари шла по тропинке, круто петлявшей между деревьями-великанами. Клены шуршали разноцветными листьями, словно приветствуя свою подругу, и бросали ей под ноги резные тени. Прохладный ветерок, играя с кронами деревьев, кружил в воздухе красные, желтые и еще зеленые листья, пронзенные лучами света так, что можно было рассмотреть каждую жилку. Ковер из уже опавших листьев шуршал под черными туфельками и длинной юбкой, которая волочилась по земле на пару локтей позади своей хозяйки.
Мари вышла на круглую полянку, посреди которой подле маленького ручейка высилась белая мраморная беседка. Никто не знал, когда и кем она была возведена, но жители из деревень и городов в окрестностях леса не любили ее и все с ней связанное. Сюда не пускали детей и не собирали здесь ягоды и грибы по осени, а весной приносили сюда самые красивые цветы, чтобы ублажить Лешего.
Девушка медленно и очень торжественно вступила на мраморную ступеньку, окинула придирчивым взглядом внутреннее убранство беседки. Там все было по-прежнему. Листья устилали белый пол и лавку. Они были везде. Даже на тонких перилах и испещренных странными письменами вазах, и на кованом столе с витиеватыми ножками, укрывая собой букет засохших роз и толстый томик со сказками.
Мари стряхнула с лавки резные листочки, села и взяла в руки книгу. Она открыла заложенную засохшим цветком страницу и углубилась в прочтение.
Она так любила сидеть здесь. В тишине такого сказочного леса. Вдали от мирских забот и проблем. Вдали от мира, где ее не любили, не понимали и считали странной. Вдали от мира, где ее отец - владетельный сеньор, и она – женщина – не может иметь своего собственного мнения. Сидеть и читать сказки. Думать. Представлять. Мечтать…
Мечтать о том, как она – прекрасная принцесса – скачет на белом коне. Как ее ореховые волосы развеваются на ветру. Как она разит своим клинком злых волшебников и чародеев. Как люди благодарны ей. Как она заходит в свой дом и отец с ее сестрой радостно бегут ей на встречу, обнимают и зовут к столу. Как молодой кузнец зовет ее посмотреть на горн, а кухарка и няня уговаривают ее надеть черное платье, чтобы не испачкать ее снежно-белый наряд, но она не боится испачкаться, ведь добрая фея подарила ей это платье и оно никогда не замарается. А мрачные черные наряды забыты навсегда…
Холодный ветерок ворвался в беседку и развеял все ее грезы. Мари зябко повела плечами и посмотрела в небо. Кучерявые облака быстро мчались к замку, застилая чистую голубизну небес. Дождь… Самая любимая погода Мари… В такие вот мрачные осенние деньки она может посидеть, закрывшись в своей комнате, и почитать то, что она считает нужным. Но все же придется вернуться домой, а иначе отец разозлится и накажет ее.
Девушка отложила книгу и поднялась. Ветер дул все сильнее, все быстрее сгоняя тучи к замку, и Мари, подгоняемая его резкими порывами, направилась домой.



@темы: сказка для Ларуны

16:17

Кто знает о том, что далеко за туманными волнами есть прекрасный мир мечты?
В связи с новыми правила оформления сообществ немного обновила про рекламу в сообществе и правила.
читать дальше
Если у вас есть предложения по правилам или новшествам - прошу в комменты:enot:
Может быть стоит создать темы записей? Но тогда какие? Если разделять сказки по странам и народам, то список будет через чур большой) А есть ли смысл в темах типа Сказки, Легенды, Мифы, Иллюстрации, Ссылки, Вопрос?

Всем любви
детские стихи с иллюстрациями и сказки
(если этой ссылки еще не было)



18:49

Дождь

отражения
Дождь
- Стой, там же дождь, промокнешь!
Хлопнув дверцей, я сбежала по ступенькам вниз, игнорируя лифт. ..+..

18:35

Всем любви
21:47

Должок

Доктор
Один мужичок поздней ночью возвращался домой. Пьяный и довольный он решил срезать дорогу и пошел лесом. О лесе том давно ходила дурная слава, старики поговаривали, будто в глухой чаще водятся черти – большие любители подшутить над запоздалым гулякой. Но мужик был несуеверен, а хмель в крови прибавлял сил и отваги. Но не успел он преодолеть и половину пути, как из-за дерева выскочил черт и с криком «попался!» запрыгнул мужичку на спину, впился когтистыми пальцами в шею и приказал скакать на край света. «Теперь ты моя лошадка! — визжал черт. — Теперь ты мой на веки вечные!» Мужик жутко перепугался, слезы брызнули из глаз. «Пощади, — взмолился он. — У меня жена и двое детей! Как они без меня? Пропадут ведь! Пусти меня на волю, а я отдам тебе все, что пожелаешь!» Всем давно известно: черти падки до людского имущества, а в особенности до человеческих душ. Черт подумал-подумал и согласился. «Что ж, пожалуй, я тебя отпущу, — сказал он. — Но взамен заберу самое дорогое, что у тебя есть!» С этими словами черт исчез. Мужичок долго не мог сдвинуться с места, дрожа от страха, потом перекрестился и опрометью бросился домой. «Что я наделал! — стонал несчастный мужичок. — У меня же ничего нет, кроме жены и детей! Корова, и та на прошлой недели издохла! Господи, помилуй!»
читать дальше

15:57

кукла

Чтобы в жизни появилась красота, ее нужно прежде воплотить в себе.
Чтобы появилась гармония отношений – почувствовать ее в одиночестве.
Чтобы появился кто-то, кто достоин, нужно стать достойным его.


Коллекционер сломанных игрушек. Он был всегда грустен и помят, его дом был завален хламом и ненужным тряпьем.
Они смотрели на него отовсюду - с полок, из-под шкафов и с кровати, с серванта и из углов.
Он злился и любил их, он сжимал в руке изувеченную куклу и сетовал на свою судьбу.
Он верил, что стоит появиться у его порога настоящей, красивой, девственной в своем глянце кукле, как тот час его жизнь изменится, пойдет в гору, и серые завесы неба, раздвинуться, и пропустят луч солнца в его каморку… Он верил…

читать дальше


смешной и странный.
Про одного чёрного кота…
В одном небольшом переулке одного очень большого города жил чёрный кот или кошка, никто точно не знал, потому что никогда не спрашивал, но если бы спросили, то черношерстное существо незамедлительно бы рассказало, кто оно, откуда и какого пола. Ведь жить в переулке очень большого города ну уж очень скучно, сиди себе и выжидай прохожего непременно куда-то торопящегося, возможно единственного за день, долгожданного, но совершенно не ценящего твоего ожидание, ведь стоит торопыге тебя заметить, как он замедляет свой шаг, спешно разворачивается и уходит, лишь немногие проходят мимо, не замечая или плюнув через плечо.
В общем, тоска, даже поговорить не с кем, а пушистому зверю было о чём рассказать, уж поверьте.
Однажды осенней ночью, к примеру, он собственными глазами видел единорога, да-да! Самого настоящего легендарного единорога, одного из тех, кого люди не видели уже пару сотен, а может и боле, лет. Белый зверь неспешно прошел мимо гаража, с крыши которого кот уже третью ночь силился разглядеть хотя бы одну совсем молоденькую звёздочку, но не мог, так как мёртвые городские огни затмевают тихий живой свет небесных обитателей, а они, как известно не терпят наглости. Естественно чёрный был поражен и знал, какая честь ему выпала, но лишь склонил голову в лёгком поклоне, так как требовалось, что бы не показаться невежливым, ведь кошки хоть и крайне горды, но невежливость себе позволить не могут.
Вернувшись к своему прежнему занятию, а именно созерцанию небесного бархата, кот обнаружил на нём одну малюсенькую звёздочку и в янтарях его глаз сверкнули два маленьких влажных хрусталика, в миг, скрывшись в шерсти. Возможно, это была всего лишь ночная росса, ведь кошки, как известно не плачут, особенно такие гордые как Чёрный.
В эту ночь родилась новая звезда, незамеченная ни одним человеком, ведь люди слишком заняты, чтобы замечать такие мелочи.


]Спасибо чёрному кошачьему дважды за месяц перебегавшему мне дорогу, моему коту спящему у мен на кровати и новому альбому Братьев Грим.

сказочница
читать дальше